Федот повернулся к начальству и обнаружил, что те наблюдают за ним с легкой усмешкой:

– Ну, считай, испытание выдержал, – сказал десятник. – Шума и огня не боишься, а стрелять тебя научат.

– А можно мне тоже попробовать?

– Заряд только переводить.

– Очень хотся!

– Пробуй, бог с тобой! – махнул рукой десятник.

Один из стрельцов воткнул перед Федотом бердыш подтоком в снег. Но Федот только помотал отрицательно головой и приложил пищаль к плечу. Стрельцы опять засмеялись. Федот же направил пищаль в сторону горшка, зажмурил один глаз и словно бы ушел внутрь себя. Ощущение ружья возле плеча будило манящее и словно давно забытое чувство, сладостная истома разлилась от этого по его телу.

Он не спешил, просто позволял стволу слегка раскачиваться, и в какой-то миг почувствовал, что попадет. Нажал спусковой крючок, порох перед ним взорвался, несколько искр действительно куснули щеки, ружье сильно ударило в плечо, сильнее, чем ожидало тело, но не настолько, чтобы было больно. Федот вскинул ствол и поставил пищаль прикладом на землю возле ноги, сам нагнулся и погладил собаку, чтобы не боялась.

Дым рассеялся, и наступила тишина. От горшка и след простыл. Он попал! И этого не ожидал никто!

– Да не может быть! – воскликнул один из стрельцов.

– Повезло! – загудели другие.

– А еще так сможешь? – спросил десятник.

Федот пожал плечами:

– Не знаю… я не виноват…

Вид у него был такой растерянный, что стрельцы снова засмеялись, и это как-то разрядило обстановку.

– А со шпагой управляться сможешь? – спросил десятник.

– А что это? – все так же растерянно спросил Федот.

– Ну, вон, у стремянных сабли. С коня саблей рубить удобней. А у пеших стрельцов шпаги. Как думаешь, со шпагой сможешь?

– Не-а, я лучше топором…

Это вызвало такой смех, что обстановка совсем разрядилась, и Федоту простили его меткий выстрел.

– Так что, братцы, – спросил десятник, – поручимся за новичка?

– Чего ж, поручимся! – ответили стрельцы веселее и принялись хлопать Федота по спине и плечам.

Он только покрякивал и поеживался. Кулаки у стрельцов были тяжелым

Стрельцы позволили Федоту вернуться к его починке, а сами погнали похоронную ватагу в деревню, явно сторонясь их и стараясь не прикасаться. В санях обнаружились под сеном какие-то одежки.

– Наворовали, бесы! – выругался один из стрельцов, вороша сено кончиком бердыша.

– Ты чё! Ты чё! – это наше, закричал один из гулящих, разевая беззубый рот. – Это мы с собой привезли!

– Сказано же вам, дуракам, не брать ничего по домам! – выругался стрелец и махнул рукой. – Вперед, погнали!

– Гоним, гоним уже! – огрызались гулящие, но вид у них был сегодня странным, и даже издали было видно, что они, что называется, очумелые какие-то…

Тем не менее, сани с дураками укатили к деревне, стрельцы, сторонясь, поехали следом. Федот добил свою починку, заткнул топор за пояс и пошагал на кладбище. Белка бежала рядом. По дороге обогнал его в своих саночках батюшка, и было видно, как от околицы отделились от кучки стрельцов десятник и старший стрелец, и поехали вместе с ним в сторону кладбища.

Пока Федот шел к стрельцам, в деревне началось что-то невообразимое. Раздался вой и визг, заметались какие-то существа, затем взревела некоровьим голосом невесть откуда взявшаяся корова и помчалась по деревне в сторону стрельцов. За ней гнались собаки и свиньи, а за ними лошадь с санями, в которых кто-то кричал и размахивал руками.

Стрельцы от околицы дружно отступили в сторону ручья, уступая всему этому поезду дорогу, и замахали Федоту, чтобы он бежал. Федот встал, словно вскопанный, глядя на приближающееся. Мир потемнел перед ним, и во мраке стали видны голубые проблески, словно в самой гуще тьмы светилось что-то синим светом. Что-то отдаленно знакомое…