– Ты понимаешь, что произошло, Аселька? – сквозь ком в горле выдавливает он. – Ты убила её. Насовсем.

– Да что ты говоришь, – смеётся она.

– Она больше никогда тебя не обнимет. Ничего не расскажет. Вы вместе не поедете в боулинг. Помнишь, ты рассказывала? Как мама добивала за тебя кегли своим шаром, а если оставались те, что не упали, бежала по дорожке и толкала их руками? Этого больше никогда не будет. Ты не откажешься от прогулки со мной, потому что мама жарит пирожки.

– Она так редко и так вкусно готовит… – задумчиво повторяет Асель свою же фразу из их недавней переписки.

– Да. Так редко, и так вкусно.

Асель оборачивается и смотрит на тело, потом качает головой.

– Выметайся! – до визга вскрикивает она и хватает с тумбы вазу.

Вместе с подсохшими цветами запускает ею в Пашу, он уворачивается, и ваза разбивается об стену.

– Насовсем, Аселька, – повторяет Паша, отступая.

Сколько бы он ни храбрился, осознание опасности не отпускает. Находиться с Аселей в одном помещении – самоубийство. Паша бежит в комнату девушки, забирает ключи, которые бросил на стол и вылетает из квартиры. Заперев дверь на все замки, всхлипывая, бежит вниз по лестнице, на ходу вытаскивая телефон.

– Тётя Оля, случилось кое-что ужасное.

«Пока человек жив, ничего не пропало. Из любой ситуации всегда есть выход, причём не один, а несколько – и кто ты такой, чтобы оказаться первым человеческим существом во Вселенной, попавшим в действительно безвыходную ситуацию?!».

Макс Фрай. Из книги «Гнёзда Химер. Хроники Хугайды».

– Занудная скотина, выродок, тварь, грязь… Откуда же вас таких только берут, как с конвейера? – Асель идёт к двери и дёргает ручку. – Ублюдок!

Ударяет по входной двери, вскрикивает и скачет на одной ноге, потирая ушибленные пальцы.

– Всё испортил. Такой день! Ну, ничего, мы тебе устроим…

Она решительно направляется в свою комнату, стягивает с дивана постельное бельё вместе с подушками, поднимает простынь и скручивает её в жгут. Смотрит в потолок, идёт по комнатам, задрав голову, потом психует и швыряет белую ткань в угол. Минуту стоит, раздумывая, тяжело дышит и медленно расплывается в улыбке. Она возвращается в комнату, как по ступенькам поднимается сначала на диван, потом на подоконник, открывает окно, позволяя ветру вцепиться в вялые косы. Высоко поднимает руки над головой и закрывает глаза. Внизу кто-то её замечает и что-то кричит, долетают только обрывки слов, и ничего не понятно. Асель оборачивается, окидывает комнату взглядом и замечает на столе шампунь для чувствительных волос, который вчера вечером купила мама. Взгляд перебегает в тёмный коридор, откуда веет мокрым тоскливым холодом. Она слышит голос Паши, эхом отзывающийся по квартире и в голове: «Насовсем»…

– Всё кончено, – шепчут непослушные, словно чужие губы.

Что именно кончено Асель не понимает. Она стоит на подоконнике в состоянии, похожем на внезапное пробуждение. Вязкие мысли лениво фильтруются на выдуманные и реальные, но грани смыты, ничего не получается. Её охватывает паника. Перед глазами пролетают кадры сегодняшних ночи и утра, Асель хватается за голову, сжимает её, словно желая сдержать набухающий череп, чтобы тот не разлетелся на куски, и чувствует, как под пальцами кто-то копошится. Она трясёт рукой, с волос на плечо, извиваясь, падает толстый белый червь. Она вскрикивает, наверное, навсегда распрощавшись с голосом, трясёт волосами, осыпая подоконник кольчатыми личинками. Обессиленно мычит сквозь плотно сжатые губы и бросается с шестого этажа вниз головой.

Девять дней спустя.