Ранняя Пасха. Ещё и промозгло, и зябко.
Кумову рюмку, готовую кануть в утробу,
В шумном застолье рукой не отводит хозяйка.
Так широко не гулялось от самых Петровок,
От Покрова и Кузьминок – поры ледостава.
Младшая слазила в погреб и пять поллитровок
Чистой, как божья слеза, самогонки достала.
«Ты захвати и огурчиков с погреба, доча!..»
Дочка красива, она грациознее лани.
Кум развесёлый, Василий Степанович, молча
Всклень наливая, «Христосе воскресе!» горланит.
Славно Христа воскресенье отметили, славно!
Долго на кухне ещё мужики вечеряли.
Сына соседей, совсем окосевшего Славу,
Для протрезвления спать положили в чулане.
О сенокосе болтали, о кума литовке.
Ей при желании можно, конечно, побриться…
Утром позволит жена ещё две поллитровки
Вынуть из погреба, даст мужикам похмелиться.
Так хорошо под весеннею облачной кущей,
Опохмелившись, от кума уйти спозаранья,
Взятым под белые руки женою непьющей,
К дому шагать, развесёлые песни горланя.
««Выпей сладкого чаю! На улице зябко…»
«Выпей сладкого чаю! На улице зябко —
погрейся…»
Перед Ниной-хозяйкой стою с головою повинной.
Отгостил я в селе. Собираю рюкзак, а до рейса
В 7.05 от сельмага остаётся лишь час с половиной.
Я иду по селу. Раскричались сороки-нахалки.
Вчера, помню, хозяйка до ночи гадала по картам,
Чьей бесспорной победой окончится
«битва на Калке»
Меж Иваном и Полей, меж Фенею и Поликарпом.
Ах, меня самого разбирает теперь любопытство:
Кто сей узел разрубит, чем кончится эта интрига?..
Ожидаю автобус. Хорошо, что я чаю напиться
Соизволил у Нины, ведь и правда стоит холодрыга.
У сельмага с утра ошивается местный кутила.
Вон автобус бежит залихватски по ровному полю.
Всех вас вспомню зимою – и хитрого Иегудила,
Что «паленкой» торгует, и Варю,
конечно же, вспомню.
Нас в автобусе мало. Салона пуста половина.
Девки две впереди то журналы листают, то книжки.
Ах, Полина, Полина, разлюли золотая малина!
И меня на рыбалке посещали дурные мыслишки.
Девки вспомнили вдруг о каком-то Витальке,
о Машке,
Как вчера провожали их этим же утренним рейсом.
До свиданья, село! Отчего же спиною мурашки
У меня побежали, едва оно скрылось за лесом?
3
«В ночи над пустынной водой…»
В ночи над пустынной водой
Тревожней, чем бык среди стада,
Кричит и кричит козодой.
Ну что ему, что ему надо?
Ну что ты, тревожная птица,
Зачем надрываешься так?
Наверное, что-то случится.
Всё гуще становится мрак.
Всё больше растёт напряженье,
Всё громче шумят камыши,
И нечем измерить волненье
Моей одинокой души,
Которая рвётся из мрака
Всех вас, одиноких, любить,
Быть рядом и, словно собака,
От страхов ночных оградить.
«Утренняя звезда…»
Утренняя звезда!
Нет тебя ни прозрачней, ни чище.
В дымке розовой утра
Твой блеск лучезарный воспет.
Ранним утром осенним,
Когда ветер на улице свищет,
Меня радует твой
Удивительно ласковый свет.
Утренняя звезда!
Лебедь белая! Гордая птица!
Ты сияешь одна
На заре золотой, огневой.
Поднимается солнце.
Золотая корона лучится.
Вот оно воспарило
И летит над моей головой.
Утренняя звезда!
Появляйся на небе почаще!
И, на солнце сгорая,
Лебединую песню не пой!
Я хочу, чтобы ты
Утром вновь засияла над чащей,
Чтобы непогодь реже
Меня разлучала с тобой.
«Безоблачный май, словно ягода, красен…»
Безоблачный май, словно ягода, красен.
И льдины, и брёвна Ока пронесла.
У дома напротив состарился ясень,
А липа у наших окон подросла.
Отжившего ясеня вешнее горе.
Но знаю я, знаю: однажды, увы,
И липе моей, словно воину в поле,
Наступит пора – не сносить головы.
Поёт в вышине златогорлая птица.
Я в небо гляжу – замирает в груди.
Ах, я не мальчишка, чего кипятиться?
И что меня, что меня ждёт впереди?
Но снова меня ожидает дорога.