И. Дмитриев описывает, как некий воевода Бекетов, уйдя в отставку, приехал в Петербург благодарить Екатерину II.

– А много ли ты, Афанасий Алексеевич, нажил на воеводстве, – спросила она его.

– Да что, матушка Ваше Величество! Нажил дочери приданое хорошее: и парчовые платья, и шубы – всё как следует.

– Только и нажил? – удивилась императрица.

– Только, матушка. И то, слава Богу!

– Ну, добрый ты человек, Афанасий Алексеевич. Спасибо тебе!

Спасибо, что не наворовал больше – так считала матушка Екатерина.

Из числа не ворующих екатерининских губернаторов особняком стоит генерал-аншеф Пётр Дмитриевич Еропкин. Будучи московским главноначальствующим в 1786—1790 г.г., он отказался от губернаторского жалованья и представительских апартаментов и жил в собственном доме на Остоженке7. Екатерина неоднократно пыталась вознаградить бескорыстного, умного, честного и деятельного администратора, но Пётр Дмитриевич каждый раз отвечал, что он не заслужил никаких наград и что деревеньки ему совсем не нужны, поскольку детей у них с женой не было, а на житьё им вполне хватало доходов с собственных имений.

Другой екатерининский генерал-аншеф, калужский генерал-губернатор Кречетников М. Н. (1776—1793) запомнился калужанам собственными «потёмкинскими деревнями». Желая впечатлить проезжавшую на юг императрицу, он украсил дорогу для её кортежа снопами с не обмолоченным хлебом, а при въезде в Калугу воздвиг из снопов целую триумфальную арку. Триумф на поверку оказался дутый: в губернии был неурожай и прикрыть голод крестьян арками из снопов Михаилу Никитовичу не удалось. Впрочем, Екатерина слегка пожурила Кречетникова, а тот, как нашкодивший школьник, пообещал, что «больше не будет». И остался губернаторствовать ещё много лет.

Павел I, взойдя на трон, был шокирован той неурядицей и тем произволом, которые царили в управлении губерниями, и принялся наводить порядок – разумеется, в ручном режиме. В 1796 году он отменил генерал-губернаторства, отнял у генерал-губернаторов представительскую серебряную посуду и употребил её на отделку кирас у кавалергардов, а просто губернаторов сделал полноправными хозяевами губерний и подчинил их себе и Сенату.

Об эффективности работы администрации при Павле свидетельствуют следующие опубликованные в 1799 году данные о количестве решённых дел за предыдущий год:

а) по сенату конской и хозяйственной экспедиции, герольдии и у генерала рекетмейстера – 25.517:

б) по межевой канцелярии, департаментам и конторам в двух столицах – 144.916:

в) по присутственным местам в губерниях – 777.563;

г) по канцелярии генерал-прокурора8 – 28.617, а по всем местам итого – 976.613, что на 215.246 дел больше, чем в 1797 году.

Император зорко следил за положением в провинции и немедленно реагировал на те или иные нарушения законов. Рассмотрим некоторые его указы за первую половину 1797 года.

Услышав, что проезжавший через Ригу князь Зубов был тепло принят рижскими обывателями, Павел возмутился9 и 26 февраля 1797 года направил рижскому губернатору Б.Б.Кампенхаузену указ, в котором напоминал, что Зубов как частное лицо ни на какие почести рассчитывать больше не может, и предлагал Балтазару Балтазаровичу сделать выговор рижскому мещанству, «на поступке коего видится одна лишь подлость».

Московскому военному губернатору Н.П.Архарову император вменяет в обязанность обратить внимание на жестокое обращение с крестьянами московских помещиц полковницы Паниной и Головиной.

Следующий указ от 9 марта 1797 года Павел отправил генерал-лейтенанту Апраксину. «Я считал», – пишет император, – «