Буп потерла руки, безуспешно пытаясь их согреть. Было время, когда она не обратила бы внимания на холод и, сняв с себя свитер и бросив его на полу, выскочила бы за дверь, позволив той с грохотом захлопнуться, хотя Буп была хорошо воспитана. Она сбросила бы туфли, если была в них, и побежала бы на пляж, пиная ногами песок так высоко, что он оказался бы у нее в волосах.

Буп не могла вспомнить, когда последний раз гуляла по пляжу, не говоря уже о том, чтобы что-то пинать, и это не имело никакого отношения к ее памяти.

С тростью жутко неудобно гулять по песку.

Из кухни донесся пронзительный звонок стационарного телефона Буп. К тому времени, как она добралась до единственной телефонной трубки, которая была прикреплена к стене с шестидесятых годов, телефон перестал звонить. Перезвонят.

Буп устроилась за кухонным столом, посмотрела на часы. Спальни подготовлены: свежее постельное белье, новые полотенца и пучки сушеной лаванды, перевязанные фиолетовой лентой. Она открыла окна, чтобы дом освежил легкий ветерок. И все же, времени на безделье не было. Буп прикинула, что у нее есть минут пятнадцать-двадцать до приезда девочек, как раз достаточно, чтобы сварить кофе без кофеина и приготовить послеобеденный перекус. Она наполнила вазу маргаритками, любимыми цветами Дорис, и достала украшенные вышивкой тканевые салфетки, которые обычно приберегала для праздников. Ведь это событие казалось почти торжеством, которого у нее давно не было. Она достала из холодильника несколько кексов с черникой и выставила на стол покрытые шоколадом фрукты и орехи, которые любила Джорджия.

В тот момент скрипнула входная дверь, и Буп, собравшись с мыслями, бросила приготовление угощений и поспешила поприветствовать своих подруг, радуясь, что они спланировали свои рейсы так, чтобы вернуться домой одновременно. Сердце Буп забилось от радостного волнения. Чем они займутся в первую очередь? Поедят? Поболтают? Распакуют вещи? Все вышеперечисленное! Прошло много лет с тех пор, как они собирались втроем в Саут-Хейвене – без посторонних.

– Уже иду, – крикнула Буп. – Вы рано!

– Буп?

Этот голос принадлежал не Джорджии. И не Дорис.

У нее была лишь пара секунд, чтобы изменить свои ожидания, и затем Буп увидела, как ее внучка, Ханна, входит в гостиную. В одной руке она держала серую спортивную сумку, а в другой – фиолетовые альстромерии, завернутые в целлофан. Улыбка тронула губы Буп. Она обожала фиолетовые цветы, и Ханна об этом знала.

Но с появлением Ханны – и спортивная сумка явно свидетельствовала не о краткосрочном визите – всем планам суждено было измениться. Буп не могла попросить Ханну уехать. Ей придется подстроиться. Она всегда так делала.

– Привет! – Ханна с любовью крепко обняла Буп, когда та раскрыла объятия внучке. Ханна положила голову на плечо Буп, прижавшись к ней. На глаза Буп навернулись слезы. Она не видела Ханну около двух месяцев. Именно этого ей и не хватало – обычных объятий. Мысль об этом согрела ей сердце.

– Это ведь незапланированный визит? – спросила Буп. – Я ведь не знала, что ты приедешь?

– Нет, я хотела сделать тебе сюрприз. Надеюсь, ты не против.

Ханна отступила назад. Ее джинсы низко сидели на бедрах, а ширинка была намеренно расстегнута. Ткань на коленях разорвана – модный стиль, который Буп даже не пыталась понять и которому не стремилась подражать. Волосы Ханны были перекинуты через плечо, словно собраны в хвост, но без резинки. На лице девушки ни капли косметики, и все же она была красавицей – большие карие глаза, безупречная кожа.