Из груди оленихи лазоревой, из груди моей сердце красное вынимаешь и суп наваристый в печке жаркой томишь с кореньями. Человек, человек, ты лицо свое, душу звездную потерял навек, до небес тебя, до богов поднять не сумела я да не сдюжила.

Вот последний путь, в прорубь черную, лед ломается, тянет вниз вина, слезы чистые, песнь последнюю, Йиркап, вслед тебе посылаю я.

2034 год

Ее постель слишком сильно пахла ванилью. Эдвард такие запахи едва переносил, особенно по утрам, когда после удушающей ночи, полной стального перезвона, оказывался на улице. Там пахло чистотой. Пахло влагой. Меж колоннами величественных небоскребов искрились, играя, первые солнечные лучи. Но не успев отдышаться, он все же позволил ей увлечь себя через площадь, за железную дверь, сквозь сад, утопающий в желтых розах, которые она любила всем сердцем, прямо в комнату, где столько раз Дженни представляла его с собой наедине. Остальные смотрели им вслед исподлобья, не смея сказать ни слова, и после, в редких злословных разговорах, вскользь выражали неприязнь к обоим. «Мне все равно, какой вы, – улыбаясь, повторяла Дженни. – Я так счастлива с вами!» Каждый раз, когда она, исполненная неясным для самого Эдварда невинным упоением, которое пыталась скрыть под шаткой напускной невозмутимостью, замечала его в вестибюле, ее лицо озарялось, веснушки на лице проступали как будто бы ярче, и вся она становилась чудо как хороша, какой не была мгновением раньше. Эдвард всегда думал, что недостоин столь очевидных перемен в ее настроении.

Этим утром Дженни впервые лежала так близко – худощавая, тонкая, из-за чего ее кожа, сквозь которую проступали сплетения вен, светилась будто бы изнутри, а раскинутые по подушке волосы горели как свежеопавшие осенние листья. И все же у Эдварда чертовски кружилась и болела голова. Он сел, опершись на спинку кровати.

– Вы всю ночь не спали, – шепнула Дженни. – Дайте себе отдохнуть хотя бы под утро.

– У меня осталось два дня, – ответил Эдвард, и сам удивился, насколько обреченно прозвучал его голос.

– Я не сомневаюсь, – Дженни, не открывая глаз, вдруг ухватилась за его шершавые, покрытые ранками пальцы. – Всегда все складывалось хорошо. Будет и впредь. Я верю.

Эдварду очень хотелось, чтобы ее слова оказались правдой, но Глупышка Дженни, как ее за глаза называли в отделе, еще полная простодушных детских мечтаний, не привязанная ни к кому и ни к чему во всем белом свете, кроме своей скоротечной страсти к Эдварду – а ведь он был старше ее на десять лет – страсти, которая пройдет так же быстро, как внезапный ветер в знойный день, не представляла и малейшей толики той ответственности, которую взвалили на него свыше. Приказы свыше не обсуждаются. И все же Эдвард был ей благодарен.

– Я еду домой, – сказал он, погладив ее по руке. – Сын ждет меня.

– Мой дом – ваш дом, – шептала Дженни сквозь пьянящий утренний сон. – Я так сильно люблю вас, мистер Скиллин!

Пахло свежестью от вычищенных мраморных улиц и свежеиспеченным хлебом. Башенные часы пробили шесть утра, и каждый удар колокола отзывался в голове Эдварда тяжелейшим гулом, путающим сознание. Он потер лицо.

Новая улица, вдоль которой он брел, с неохотой переставляя ноги, прочь от центра города, петляла под сводами мостовых подпорок, объединяющими соседние небоскребы, обвитые пушистыми ветвями скальника и дубковицы – мелких золотистых и зеленых цветов, пахучих наподобие лилий. Время от времени попадались пестрые таблички с надписью «Будем готовы! Остановим убийц ради наших детей, нашей страны, нашей свободы!» Девиз его родного предприятия. Казалось, некто намеренно расставил так много табличек вдоль его пути, чтобы Эдвард ни на секунду не позабыл о своем долге. Долг? Долг военного, долг офицера. После двух недель бессонных ночей, проведенных за созданием сверхчеловека, Эдвард все же поверил в то, что плоды его теперешних трудов окупят годы бездействий и простоя, сопровождавшихся непостижимыми и иногда абсурдными приказами начальства, объяснения которым он не находил до сих пор. Но сейчас его долг вернуться к Мэри Лу, его великовечной жене, тогда как он отдал бы многое за то, чтобы остаться со своей Глупышкой Дженни.