Он закурил сигару. Они посидели молча, рассматривая воробьев у кормушки и серебристо-серое небо за верхушками тополей. С Дэвидом хорошо – он и молчать умеет. Джин знавала немного мужчин, которые умеют молчать.

Она уехала поздно, да еще попала в пробку из-за дорожных работ напротив «Би энд Кью», и беспокоилась, как объяснит Джорджу свое опоздание. Неожиданно ей пришло в голову, что он все знает, и его повышенное внимание – попытка что-то исправить, составить конкуренцию или вызвать у нее чувство вины.

Когда Джин затащила сумки в кухню, Джордж сидел за столом с двумя чашками горячего кофе, размахивая сложенной газетой.

– Помнишь, ты рассказывала о мальчиках Андервуд? Так вот, ученые из Калифорнии, которые изучают однояйцевых близнецов, выяснили…

На следующей неделе в магазине было необычайно тихо, и Джин стала одолевать паранойя. Урсула уехала в Дублин, и ей не с кем было поделиться страхами, о которых она забывала только на утренних занятиях в школе. Они с Меган, Каллумом и Сунилом читали «Ведьмочку Винни» и «Загородную прогулку мистера Гампи» в зеленом уголке. Правда, Каллум не мог ни секунды усидеть на месте, а подкупать его печеньем, как Джейкоба, не полагалось. Однако, едва она выходила из школы, страхи накатывали с новой силой.

В четверг Джордж объявил, что заказал шатер и договорился о встрече с двумя выездными ресторанами. И это человек, который забывал дни рождения собственных детей! От удивления Джин даже не упрекнула его в том, что не посоветовался. Ближе к вечеру зловещий голос начал нашептывать ей, что Джордж хочет от нее избавиться. Ждет, пока она уйдет, или вскоре потребует этого сам.

Однако в день ужина с Дэвидом он вел себя жизнерадостно. Съездил за продуктами и начал готовить ризотто – обстоятельно, по-мужски, достав из ящичков все необходимое и разложив на столе, точно хирургические инструменты. Ингредиенты он тоже отмерил заранее в маленькие емкости, чтобы перепачкать как можно больше посуды.

Джин не покидало чувство, будто Джордж что-то задумал. Напряженность росла, и после обеда она серьезно задумалась, не притвориться ли больной. Ровно в половине восьмого раздался звонок в дверь. Джин опрометью бросилась вниз по лестнице, чтобы успеть первой, споткнулась о ковер и вывихнула лодыжку.

Когда она наконец приковыляла вниз, Джордж стоял в коридоре, вытирая руки о полосатый фартук, а Дэвид протягивал ему бутылку вина и букет. Заметив, что она прихрамывает, он хотел было ее поддержать, однако вспомнил, кто есть кто, и шагнул назад.

Джин оперлась о плечо Джорджа и потерла лодыжку. Нога почти не болела, но она боялась смотреть Дэвиду в глаза, и от ужаса, что он может ее нечаянно выдать, у нее на секунду закружилась голова.

– Больно? – спросил Джордж, который, к счастью, ничего не заметил.

– Не очень, – ответила Джин.

– Нужно сесть и поднять ногу, чтобы не начался отек, – посоветовал Дэвид, отбирая у Джорджа вино и цветы, чтобы тот мог помочь жене.

– Ризотто еще не готово, – сказал Джордж. – Почему бы вам не посидеть в гостиной с бокалом вина?

– Нет, – горячо запротестовала Джин. – Мы побудем с тобой на кухне.

Джордж усадил их за стол, выдвинул третий стул для больной ноги Джин, который, впрочем, ей совершенно не требовался, наполнил два бокала и принялся натирать пармезан.

Поведение мужа казалось Джин странным. Джордж не любил гостей, и она предполагала, что говорить им будет не о чем. В редких случаях, когда удавалось вытащить мужа на вечеринку, она неизменно находила его неловко стоящим в кружке мужчин. Те разговаривали о регби или о налогах, а он маялся с таким выражением, будто у него голова разболелась.