– За мной! – кричит детектив Дав.

Грузное топанье за спиной. Старые ворота впереди. Рыжая от ржавчины цепь на створках. Джулиан бьет в правый створ и цепь рвется, как колготки на заскорузлых ногтях проститутки. Фигура не поворачивается, но она подходит к двери. С пронзительным скрипом деревянная плоскость отходит в сторону и неизвестный скрывается в темноте.

– Джулиан, дай передохнуть. Я никогда столько не бегал, – слышен свистящий голос Тома Бэйба.

– Мы пробежали всего двадцать ярдов. Как тебя вообще взяли в полицию? – шипит детектив, когда видит красную рожу напарника.

– Папа протащил, сказал, что бегать не придется. Только деньги снимать с проституток и брать свою долю с воров. Говорил, что так поступают настоящие хорошие полицейские.

– Заткнись, Том. Доставай свое оружие, мы сейчас пойдем внутрь.

– А как же ордер?

– Никак! Но средние пальцы в свою сторону я терпеть не намерена!

Дождь извергается на полицейских с такой мощью, словно ангелы решили одновременно отлить и теперь стараются попасть на двоих букашек внизу. Пальцы Джулиан крепче сжимают рукоять «Беретты». Очередная вспышка молнии освещает худенькое лицо детектива. Следом спешит круглая тарелка Тома. Лицо мужчины мокрое и не понять – от пота или от дождя.

Вблизи особняк выглядит ещё отвратительнее. Хмурые стены сверлят провалами окон. В темноте проемов видны красные точки – словно лазерные указки… или глаза демонов из преисподней. Деревья оголились и стоят худыми проститутками из борделя, когда клиент выбирает одну, на которой собирается всласть попыхтеть. Зеленые кляксы слизи на ступенях, словно тут прошла рота больных насморком солдат.

– Я… сейчас сдохну, – выдавливает Том, когда пара застывает у двери. – Похорони меня… возле булочной на Бигили-стрит. Там самые лучшие пончики…

– Соберись, толстяк! Мы возьмем этого ублюдка, и тогда ты затмишь даже своего прославленного папашу.

– Захожу, милая, – неожиданно выпрямляется Том.

Струи чертового дождя хлещут по его лицу, но он словно их не замечает. Мужчина, который только что подыхал от нехватки воздуха, теперь улыбается и даже пытается втянуть толстое брюхо.

– Ты чего делаешь? – шипит Джулиан, когда Том бесстрашно берется за ручку старой двери. – А ну отпусти сейчас же! Я войду первая!

– Ты не слышишь, Джули? Этот голос, похожий на райскую музыку, зовет меня. Она зовет меня…

На лице мужчины появляется улыбка блаженства, словно семь тайских массажисток делают ему приятно. Детектив еле сдерживает руку, чтобы не залепить ему хорошую оплеуху.

– Возьми себя в руки, Том! Нет никакого голоса.

– Есть, ты просто не слышишь. Ты слишком напряжена, Джули. Голос говорит, что я создан для любви и… она зовет меня. Я иду… пока, Джули.

Увы, как не пытается худенькая девушка отцепить руки своего непутевого напарника, этот мешок сала оказывается сильнее. Он с неожиданным проворством проскальзывает внутрь дома, отталкивает Джулиан так, что та перелетает через ступени и шлепается в лужу и без того промокшей задницей.

Дверь захлопывается и изнутри слышится зловещий смех.

Этот смех преследовал Джулиан на протяжении последних двадцати лет. Он ей снился в кошмарных снах, когда она просыпалась от собственного крика, или оттого, что постель была мокрой. Это был смех гиены, которой наступили на яйца. Это был скрип ножа по стеклу, когда маньяк подходит к своей жертве. Это был смех убийцы её родителей.

Забыта боль в пятой точке – её вытеснила ярость. Траурной вуалью злость застилает глаза. Он там! И Том там. А она снаружи.

– Держись, жирдяй! – кричит детектив Джулиан.

Оскальзывается на слизи и разбивает нос о ступеньку. Яркая вспышка перед глазами. Боль? Молния? К черту всё. Сейчас нужно попасть внутрь и настигнуть хохотунчика. Арестовать этого смешливого мерзавца!