На душе спокойно. Только иногда приходит мысль из прошлого и начинает терзать его душу. Он понимает, что это грех и постоянно исповедуется своему духовнику, но ничего не может сделать.

А грех называется высокоумием. Не следует вопрошать того, что скрыто от человеческого разумения.

Но мысль егозит все больше и нудно теребит старческий ум: если после смерти он попросит Бога, тот позволит ему встретиться с Зоей Анисимовой из Балашихи?

Наверное, позволит. Разве он может отказать монаху?..

Бег

Пыль. Она повсюду. На зубах, на лице, в складках длинной и черной одежды. Солнце над головой висит как фонарь, заливая каменистую дорогу жарким и ярким светом.

Антоний оглянулся и посмотрел на гору. Она ясно виднелась в голубом прозрачном небе. Значит, по преданию, Матушки на Афоне нет – помогает где-то страждующим. Поэтому хотя Антоний и устал, можно рассчитывать только на свои силы.

А между тем дорога поднималась все круче, петляя между пыльными холмами.

Было тихо. В зарослях деревьев стрекотали какие-то птахи, да редкий ветер производил загадочный шепот в зеленой листве.

Антоний любил свое послушание. Ему часто поручали ходить между монастырями, выполняя функции своеобразного курьера. Машины у них, конечно, были, но предназначались для других, более важных дел. Иногда, особенно в непогоду или когда требовалась срочность, для него выделялся транспорт. Но чаще всего приходилось передвигаться пешком. Антония это не огорчало. Внешне всегда хмурый и неразговорчивый, он и на самом деле больше всего любил уединение. Одиночество требует уверенности, а уверенность приводит к счастью. Тем более, что дорога никогда не бывает однообразной. Как никогда здесь не бывает однообразной погода. Редко когда стоит затишье. Такое, что слышны шаги на каменистой тропе. Но чаще свежий ветер приносит прохладу с моря и, кажется, здоровается, пробегая по потному лицу. Иногда набегают тучи, предупреждая о коротком и теплом дожде. А дорога между тем то извивается как змея, словно не желая, чтобы по ней шли, то становится прямой и ровной, сама приглашая к длительному путешествию.

Но сегодня он посетил два отдаленных монастыря и уже здорово устал.

Да и суставы в последнее время начинали беспокоить все больше и больше.

Когда становилось особенно тяжко, он сначала про себя, потом шепотом, затем во весь голос проговаривал Иисусову молитву. Тогда возникало ощущение, что сил прибавлялось. Шаги приобретали четкость, ровно впечатывая каждое слово: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня, грешного!»

Да и как же им, суставчикам, не болеть. Сколько пройдено в этой жизни, сколько пробегано…

Монаху не пристало возвращаться к прежней жизни, но память все равно выхватывала куски из прошлого, раскручиваясь перед глазами, как лента из фильма.

…Десятку старались бегать в самый жаркий день. Такая была шутка у ротного. Капитан сам первым переодевался в ОЗК (общевойсковой защитный комплект) и становился во главе колонны. Его сил хватало не только на то, чтобы поддерживать заданный темп, но и передвигаться между людьми, пинками подгоняя личный состав.

Поэтому зная, что будет дальше, перед построением народ не торопился. Растягивал время, словно это позволило бы предотвратить предстоящую экзекуцию. Не спеша, с деланной тщательностью затягивал ремни, подгонял сумку противогаза, проверял заклепки на одежде. На что они рассчитывали? Что капитан передумает, и рота займется чем-либо более приятным? Нет, конечно. Просто подсознание непроизвольно тянуло время, отлично сознавая, что ждет организм впереди.

– Ну, все готовы? Стать в строй!