Дни мелькали незаметно, недели летели, месяцы шли быстрым шагом. В марте сорок пятого года стало ясно, что победа у ворот, наши взяли Кёнигсберг, до Берлина было рукой подать. В тылу люди тоже не дремали, заводы Сталинграда работали на полную мощность, выпуская не только оружие, но и стройматериалы для народного хозяйства, города и села поднимались из руин.

Студенты-медики работали на строительстве корпусов больницы № 9, каждый после занятий должен был отработать три-четыре часа подсобным рабочим, а мастерами были квалифицированные строители и так называемый спецконтингент, то есть наши солдаты, побывавшие у немцев в плену и проверявшиеся на причастность к измене Родине. В один из дней второй половины марта студенты Шинкаренко и Боголюбов получили задание перенести доски и дранку для сооружения стен с площадки разгрузки в один из строящихся корпусов. Ребята взяли по две доски, зашли в помещение, Олег увидел мужика в черной робе, спускающегося вниз со стремянки, и обомлел:

– Серёга! Серёга Клюев! Это ты?

Мужик побежал навстречу Боголюбову, парни крепко обнялись.

– Сергей, дорогой ты мой! Живой, Серёжка! Здорово, дружище! А мне сказали, что ты погиб в тот же день, когда меня ранило. Я тебя и в девять, и в сорок дней поминал, и в годовщину. А ты живой!

– Как видишь, живой.

– Да мне же твой заместитель сказал, что тебя убило при бомбежке ваших позиций, что он сам видел, как лежал присыпанный землей и не подавал признаков жизни.

– Может, и не подавал, но когда немцы заняли наши укрепления, видно, стал подавать, они меня и пленили.

Шинкаренко тем временем принес новую партию досок.

– Познакомься, Виталя. Это мой друг по артиллерийскому училищу и однополчанин капитан Сергей Клюев.

– А ныне узник из лагеря специального назначения, плотник на этой стройке, – добавил Клюев.

– Перед тобой, Серёга, старлей матушки пехоты Виталий Шинкаренко, мой однокурсник по мединституту. Познакомились, братцы мои, вот и слава богу. А теперь, Виталик, тебе придется поработать за двоих. Не возражаешь? Давай, друг, выручай. Мы с Сергеем почти два года не виделись, хоть поговорим.

Два артиллериста присели в углу будущей больничной палаты и начали вспоминать свою юность, однако воспоминания длились недолго, лагерный конвоир свалился как снег на голову:

– Встать! – скомандовал сержант и, обращаясь к Олегу, спросил: – Вам неизвестно, что общения со спецконтингентом запрещены? Вы кто такой?

– Студент мединститута Боголюбов. Ты не горячись, сержант. Друга фронтового встретил, дай нам поговорить.

– Не положено.

– Ну, будь человеком. Всего пять минут.

– Не положено.

– Заладил себе: «не положено, не положено». Мы, в конце концов, два капитана.

– И что? Я и генералами командовал. Сказано, не положено, значит, не положено. Клюев, на выход!

Так и не успели рассказать два товарища по оружию друг другу о себе. Зато сержант доложил по команде и вскоре на допросы начали таскать заключенного Клюева и приглашать студента Боголюбова. Следователь молодой толстый, как пузырь, лейтенант Нелюбин допрашивал Олега с пристрастием, останавливая, перебивая, возвращая к началу разговора, что-то писал, переспрашивал. Боголюбов рассказал, как они с Клюевым вместе учились, как попали служить в один артполк и оба дослужились до должности командира дивизиона, Сергей гаубичного, он пушечного. Позже поведал об авианалете на гаубичников, о том, как их позиции сравняли с землей, досталось и пушкарям, его, Боголюбова, ранило в ногу, уже в госпитале ему рассказали, что Клюев убит.

– Ну, ладно, это все сказки про белого бычка, – хитро улыбнулся следователь. – Ты лучше расскажи, что тебе Клюев про плен рассказывал, как его немцы завербовали.