Кудряков с жаром взялся за дело, много оперировал, но больных по профилю его диссертации было мало, а прооперированных ранее полноценно обследовать не мог, не было той аппаратуры, которая была в родной клинике. Грустно, но так. В этой жизни надо не только беззаветно пахать, но и оглядываться, присматриваться к тем, с кем работаешь.
Зато Шинкаренко почти полностью успокоился, уверовал в свою непогрешимость.
«А что?! – думал Виталий, – кто устроил Кудрякова заведовать кафедрой? Я! Так что мы теперь на равных. Посмотрим, кто кого обойдет!»
Еще легче стало на душе у Виталия Карповича после того, как он узнал о внезапной кончине Олега Васильевича Боголюбова, который в последнее время работал на износ, без сна и отдыха: кафедра, деканат, научная работа, а в выходные дни только научная работа, только докторская диссертация. И вдруг внезапно оторвался тромб, закупорил сосуды сердца, обширный инфаркт – и нет человека. Что к этому привело? Может, старые раны, может непосильный труд, а может, и бывшие друзья. Человека не стало, ушел он в мир иной, не успев ни с кем попрощаться. Олега Васильевича любили все, особенно студенты, гроб с телом декана они несли до кладбища на руках.
Шинкаренко на похороны не пришел, заболел, бывает же такое, заболел и все тут, но на душе у доцента стало теплее. Бывает и так в жизни – у большинства людей душа болит, плачет, а у некоторых, наоборот, порхать начинает. Ох, как много разных, очень разных людей живет на земле.
Итак, путы сброшены, Кудряков на другой кафедре, критиканы вообще в мире ином, весь коллектив клиники полностью признал Виталия Карповича единственным руководителем, вот теперь для укрепления авторитета нужно избавиться от «стариков», отправить их в самостоятельную жизнь. Институт развивался, были открыты новые факультеты, а значит, новые кафедры. Шинкаренко ходил к ректору, как к себе домой, вносил предложения, от которых нельзя было отказаться, как можно отказать любимчику обитателей обкомовских стен. Как же не стать заведующим новой хирургической кафедрой опытному хирургу, доценту и секретарю парткома Георгию Владимировичу Хорошилову, а другу его закадычному Александру Птицыну главным врачом главной больницы области. Теперь в клинике остались молодые да опытные низкопоклонники, бери в руки и лепи, что хочешь, конечно, если «лепщик» мастер.
Сам же заведующий кафедрой наконец-то занялся диссертацией и, как всегда, вместе с женой, работа была сделана и защищена только через три года после смерти незабвенного учителя. Многолетняя мечта сбылась, теперь Виталий именовался не иначе как профессор Шинкаренко, которому почет и уважение, который стал депутатом городского Совета, которого зовут на официальные приемы, включают в делегации, отправляющиеся за границу, и никто не покушается на его авторитет. А тут еще, как говорят, не было бы счастья, да несчастье помогло. Заболела дочь одного из секретарей обкома. Врачи долго обследовали девушку и решили, что в брюшной полости какое-то воспаление, требующее вмешательства хирурга. Дело было ночью, позвонили Шинкаренко, тот обещал быть. Больная и родственники томились в ожидании, девушка кричала от болей, обезболивающие препараты не вводились, чтобы не смазать симптомы болезни. Профессор пришел только через час, осмотрел больную и велел готовить ее к операции. Родственникам объяснил, что очень похоже на стронгуляционную непроходимость кишечника, то есть одна кишка захлестнула другую, образовав сдавливающую петлю.
Операция длилась не один час, хирургам пришлось удалять часть омертвевшего кишечника. Однако все было исполнено чисто и надежно.