Я, смущаясь, согласился. Пошёл со своим стаканом, который так и не удосужился поставить на стол. Я впервые зашёл к Тане в комнату. Сразу бросился в глаза такой же книжный шкаф, как у нас. Море книг.

– Виталька, много новых песен разучил? – спросила Таня, усадив меня за стол, – всё время вспоминаю, как ты играешь здорово. Как-то особенно звучало из уст Тани моё имя «Виталька». Ласково.

– Я не разучивал ничего, – выдавил я, – порезал сильно средний палец на левой руке и не мог играть. И сейчас ещё больно. Потому не играю.

Показал Тане левую руку. Порез пришёлся на сгибе между фалангами. Я долго не мог сгибать этот палец.

Я правильно всё просчитал: конечно, Таня взяла мою руку и стала рассматривать шрам, со следами двух стежков – рану зашивали. А мне только и надо, чтобы Таня прикоснулась ко мне.

А от прикосновения её нежной руки я заволновался, сердце чаще застучало, в горле ещё суше стало.

– У тебя каникулы сколько дней? – пыталась разговорить меня Таня.

– Пятнадцатого в школу, – пробурчал я.

Растерялся я совсем. Закашлялся опять.

– С родителями новый год отмечал?

– Да.

– А я с твоей бабушкой посидела. Хорошая у тебя бабушка. Сашка всё летает.

Таня, поняв, что на разговор я не «раскручиваюсь», стала рассказывать про себя. Про свою работу и учёбу в техникуме радиосвязи. Сейчас работает на телефонной станции. Специальность – техник-связист. Перед новым годом получила повышение в должности. Теперь по сменам работать больше не будет.

Про семью почти ни слова. Сказала, что Лёшку Саша решил оставить на время у своей матери. Это и вовсе не была деревня. Это был большой райцентр. Решили, что он там пойдёт в школу. Тем более, что мама у Саши преподаватель начальных классов. Ему там понравилось, что даже на каникулы не захотел к родителям.

– Виталь, давай чаю ещё налью. Вот тебе ещё кексик, – так это было душевно предложено.

Так мамы любимому дитятку предлагают сладости. Конечно, я ребёнок ещё для Тани. Ну и пусть играет в «куклы», раз ей так хочется.

От добавки чая и кекса я из вежливости отказался. Поблагодарил.

– Виталик, а у тебя в учёбе как успехи? Мне, кажется, что ты должен хорошо учиться. Или ты троечник? – и лукаво смотрела на меня.

Мне стало неловко. Ибо в дневнике за вторую четверть девятого класса было четыре тройки. Да пара пятёрок.

Я и так смотался к бабушке втихушку. Мать и не знает, что в тройках погряз. Ещё предстоит отчитываться за это, оправдываться. Мать знала, что к концу года я всегда выходил без троек. Но для профилактики всегда пыталась устроить мне головомойку. Пугала, что с трояками нечего и мечтать о небе. Отчим в образовательном процессе не участвовал.

А вот с русским языком – тут уж раз на раз не попадало. Бывало, что еле-еле на тройку вытягивал.

Я и так от чая с малиной разогрелся, а тут ещё вопросы горячие. Видимо, я сильно раскраснелся. Таня, увидев это, потрогала мне лоб.

– Температуришь ты, дружок!

Я вздрогнул от её прикосновения. Почему она назвала меня дружком? Опять жар ударил в разгорячённое лицо. Так захотелось прижаться к ней. Но я же трус. Конечно, не решился.

Таня встала, из шкафчика достала термометр. В народе их градусниками называли.

– Виталик, градусник зажми под мышкой, – с улыбкой сказала Таня.

Похоже, что мы оба вспомнили тот момент, когда Таня отхаживала меня прошлым летом от солнечного удара и велела мне зажать мокрое полотенце межу ног. Я невольно улыбнулся. Улыбнулась и Таня. Даже хихикнула. В этот момент мы смотрели друг другу в глаза. Не было сомнений: мы вспомнили именно этот щекотливый момент в нашей жизни.

Вернулись к разговору о моих результатах за четверть. Врать про оценки я не стал и сказал, что в девятом классе не стоит напрягаться из-за оценок. Так в те годы расценивали успеваемость девятиклассники. И правда: зачем напрягаться, если ни по одному предмету оценки по итогам девятого класса в аттестат не идут. И экзаменов нет. Валяй дурака весь год. В десятом наверстаешь. Я был сторонник этой идеи.