Она прошла ещё шагов на пять-шесть вперёд. Остановилась, повернулась лицом к нашей компании, изящно склонила свою прелестную головку чуть на бок и с явным интересом стала смотреть на меня. И показалось мне тогда, что смотрела она с неким удивлением.

Слегка смугленькое милое личико, чуть пухленькие губки, тёмные глазки, тёмные волосы, красиво уложенные, и эта её чёлочка, делали незнакомку неотразимой.

Я запел первые строчки «Girl» – «Девушка»:

После этих слов незнакомка мило заулыбалась и продолжала с неподдельным любопытством смотреть мне в глаза.

Во мне что-то ёкнуло. Как же она была очаровательна! Невозможно было оторвать от неё взгляд. Я пел и смотрел на неё.

Песня кончилась, гитара замолчала, а я, как заколдованный, не в силах был оторвать своих глаз, так и продолжал смотреть на красавицу.

Толян ткнул меня в бок:

– Ты чё?

Оцепенение прошло. Я никак не мог понять, как удалось доиграть сложную партию гитары без ошибок, не поглядывая на гриф гитары.

Оля с балкона опять кричала «Браво», хлопала в ладошки и делала вид, что запустит в меня этот горшок со столетником:

– Виталик, лови!

Незнакомка, оглянувшись на Ольгин балкон, мило заулыбалась и тоже захлопала в ладошки. И всё также, держа головку, слегка склонив её вправо, спросила:

– Ты уже успел полюбить? Но ты ещё так молод, совсем ещё мальчик! И давно ли случилась твоя любовь? И часто тебе снятся такие грустные сны?

Голосок её лился, как ручеёк – серебристый, чистый и прозрачный. Через лёгкую иронию в её приятном голосе я услышал и какую-то грусть, едва уловимую. Будто расстроило её что-то. Может мне и показалось тогда. А незнакомка улыбалась и продолжала:

– Ты молодец! Где так научился играть? Ты в музыкалку ходишь?

А я, словно, язык проглотил. В горле ком. Толян опять ткнул меня локтем в бок:

– Отвечай, тебя спрашивают.

– Сам научился, – ответил я, еле скрывая недовольство, что меня мальчиком окрестили в присутствии моих крутых друзей!

– Я присоединяюсь к этой девочке на балконе. И правда – браво! Молодец! – незнакомка, будто, хотела подойти ко мне поближе.

Она, сделав шаг навстречу, остановилась, зачем-то ещё раз оглянулась в сторону Ольгиного балкона. Опять, заглядывая мне в глаза, похлопала в ладошки, опять мило улыбнулась и ушла в мой подъезд.

Взгляда её я испугался. Уж очень он был пронзительный и колкий. Но её улыбка вернула мне самообладание.

Я видел, как Оля до самого входа незнакомки в подъезд, сопровождала её оценивающим взглядом.

Толян засуетился:

– Это кто? Олька, ты знаешь эту фифу?

Но никто не знал!

Сидели до поздней ночи. Толян принёс из сарая ещё бутылку портвейна.

Светило наше переживало период летнего солнцестояния – солнцеворот. Было уже поздно, а темнота только начала окутывать двор. Совсем перестали различаться цвета. С Толяном и ещё двумя дружками допили портвейн. И разошлись по домам.

Дома никого. Тишина. Бабушка караулит свою булочную.

Я засыпал, а перед глазами стояла таинственная незнакомка. Красивая! У неё милая и добрая улыбка. И очень пронзительный взгляд, немного пугающий. Какая она красавица! Я никогда ещё не видел таких красивых девушек.

– Молодец…. Тебе снятся такие грустные сны? Ты же ещё так молод! …. Ещё мальчик, – где-то внутри меня журчал, будто ручеёк, голосок незнакомки.

И меня уже не будоражило, что она окрестила меня мальчиком! Правда, мальчик был ростом под сто семьдесят пять сантиметров, и, пожалуй, уже выше всех своих старших дружков.

Я незаметно уснул.

Проснулся около девяти утра. Бабушка, похоже, ещё и домой не заходила. Наверно, опять языком зацепилась. Обещал ей картошку в поле окучить на первый раз. И так затянул с этим не меньше чем на неделю. Оправдание, конечно, было: я сдавал экзамены за восьмой класс.