Его спросили, из чего делается пар.

– Какой пар? – схитрил Пухов. – Простой или перегретый?

– Вообще… пар, – сказал экзаменующий начальник.

– Из воды и огня, – отрубил Пухов.

– Так! – подтвердил экзаменатор. – Что такое комета?

– Бродящая звезда, – объяснил Пухов.

– Верно! А скажите, когда и зачем было восемнадцатое брюмера? – перешел на политграмоту экзаменатор.

– По календарю Брюса восемнадцатое октября – за неделю до Великой Октябрьской революции, освободившей пролетариат всего мира и все разукрашенные народы! – не растерялся Пухов, читавший что попало, когда жена была жива.

– Приблизительно верно, – сказал председатель проверочной комиссии. – Ну а что вы знаете про судоходство?

– Судоходство бывает тяжельше воды и легче воды, – твердо ответил Пухов.

– Какие вы знаете двигатели?

– «Компаунд», «Отто-Дейц», мельницы, пошвенные колеса и всякое вечное движение!

– Что такое лошадиная сила?

– Лошадь, которая действует вместо машины.

– А почему она действует вместо машины?

– Потому, что у нас страна с отсталой техникой – корягой пашут, ногтем жнут!

– Что такое религия? – не унимался экзаменатор.

– Предрассудок Карла Маркса и народный самогон.

– Для чего была нужна религия буржуазии?

– Для того, чтобы народ не скорбел.

– Любите ли вы, товарищ Пухов, пролетариат в целом и согласны за него жизнь положить?

– Люблю, товарищ комиссар, – ответил Пухов, чтобы выдержать экзамен, – и кровь лить согласен, только чтобы не зря и не дуриком!

– Это ясно, – сказал экзаменатор и назначил его в порт монтером для ремонта какого-то судна.

Судно то оказалось катером под названием «Марс». В нем керосиновый мотор не хотел вертеться – его и дали Пухову в починку.

Новороссийск оказался ветреным городом. И ветер-то как-то тут дул без толку: зарядит, дует и дует, даже посторонние вещи от него нагревались, а ветер был холодный.

В Крыму тогда сидел Врангель, а с ремонтом «Марса» большевики спешили – говорили, что Врангель морской набег думает сделать, так чтоб было чем защититься.

– Так у него ж английские крейсера, – объяснял Пухов, – а наш «Марс» – морская лодка, ее кирпичом можно потопить!

– Красная Армия все может, – отвечали Пухову матросы. – Мы в Царицын на щепках приплыли, кулаками город шуровали!

– Так то ж драка, а не война, – сомневался Пухов. – А ядро не классовая вещь – живо ко дну пустит!

Керосиновый мотор на «Марсе» никак не хотел вертеться.

– Был бы ты паровой машиной, – рассуждал Пухов, сидя одиноко в трюме судна, – я б тебя сразу замордовал! А то подлецом каким-то выдумана: ишь, провода какие-то, медяшки… путаная вещь!

Море не удивляло Пухова – качается и мешает работать.

– Наши степи еще попросторней будут, и ветер еще почище там, только не такой бестолковый; подует днем, а ночью тишина. А тут – дует и дует, дует и дует, – что ты с ним делать будешь?

Бормоча и покуривая, Пухов сидел над двигателем, который не шел. Три раза он его разбирал и вновь собирал, потом закручивал для пуска – мотор сипел, а крутиться упорствовал.

Ночью Пухов тоже думал о двигателе и убедительно переругивался с ним, лежа в пустой каютке.

Пришел раз к Пухову на «Марс» морской комиссар и говорит:

– Если ты завтра не пустишь машину, я тебя в море без корабля пущу, копуша, черт!

– Ладно, я пущу эту сволочь, только в море остановлю, когда ты на корабле будешь! Копайся сам тогда, фулюган! – ответил как следует Пухов.

Хотел тогда комиссар пристрелить Пухова, но сообразил, что без механика – плохая война.

Всю ночь бился Пухов. Передумал заново всю затею этой машины, переделал ее по своему пониманию на какую-то новую машину, удалил зазорные части и поставил простые – и к утру мотор бешено запыхтел. Пухов тогда включил винт – мотор винт потянул, но тяжело задышал.