(Он всё в рифму говорил. Помните? Нас в Кронштадте учили, он и запомнил.) А мама его всё расспрашивает: «Тебя, видно, поймали и избили?» А он:

«Ты бы, – говорит мама-зайчиха, – за кустик спрятался». А зайка:

Мама опять ему: «Ты бы на елочку, Заинька, залез». А он:

Жалеет его мама: «А ты бы в бороздку присел, и не видно Заиньку». А тот опять:

Мама всё старается его научить на будущее, чтоб опять не попался Зайка: «Ты бы в деревню, да в сарай спрятался, и не нашли бы тебя». А он:

Уж не знает мама, что ещё придумать, как от людей спастись: «А ты бы…»

И вдруг рассказ Мяки прерывает звонкий поворот ключа. Мы вздрогнули. Тут уж теперь нам не до Зайчика, потому что слышим голос: «Няня, помоги мне вынуть всё из сундука и достать кукол, они на дне лежат».

Ура! Ура! Освобождение!

А что дальше было, завтра расскажу.

Не сразу попали мы в руки девочки, новой мамы. Приняли нас руки няни. Но не той кронштадтской няни, которая любила поворчать на хозяев. Помните? Эта новая няня была моложе и красивее из-за доброй улыбки. «И всё здесь будет новое?» – разочаровалась я. «Нет, не всё, – говорит Мяка. – Мы-то не новые, и сундучок тоже старый, и ещё что-нибудь старое найдём, – и добавил: – А вот для здешних детей мы новые». Как интересно! Мы и старые, и новые. «А новое интересно», – заявил Миша. Но где же новые дети? Нас почему-то им не показывают. А скоро я поняла, почему.

В комнату вошла высокая стройная дама. «А! Вот и нашли мы «старое знакомое»», – обрадовался Мяка. «Где?» – спрашиваю. И вдруг опять слышим тот же мужской голос: «Наташа, а куда поставим сундучок? Он здесь мешает». – «В столовую», – ответила эта новая тётя.

И тут я всё поняла, но и удивилась: как!!! Это она?! Наша бывшая девочка Наташа?! Как выросла, как изменилась! Она! Она! Вижу – те же глазки, те же волосы красивые. Вот сюрприз!

И в подтверждение моей догадки эта тётя Наташа говорит: «Как я рада, смотри, няня… Это всё мои куклы. Вот Шурочка, вот смешной милый Мяка, Надя, Мишка, маленькая Тамара. Хорошо, что сохранились! Они уж, наверно, понравятся моим ребятам. Не говори пока детям ничего про них – будет ёлочный праздник, вот тогда…»

Опять ждать, ну, ничего. А пока няне велено нас привести в порядок, отгладить и накрахмалить мне платье. Как интересно! А кто же этот мужчина чужой? Голос не капитана. И вспомнила я вдруг Мдзель-Анн, её свадьбу… и поняла, что Наташа уже большая, наверно, вышла замуж, как Мдзель-Анн. И новые дети, – может быть, её дети. Так оно и оказалось. «Как ты думаешь, Мяка, её муж – тоже капитан или ещё помощник, как муж Мдзель-Анн?» – «Совсем не обязательно он моряк, – ответил Мяка. – Ты привыкла, что в Кронштадте все моряки. Но приходил же к нам скрипач – не моряк».

Ну, значит, муж Наташи музыкант. Я вчера слышала, как кто-то играл на рояле, и совсем не танцы и песенки, как Наташина мама, а длинные и очень шумные «пьесы», как говорила учительница. На этом я успокоилась. Музыкант, – как та учительница, и, наверно, в очках. «Тоже не обязательно», – возразил Мяка. Ах, скорее бы праздник! Всё узнаем.

Мы, девочки, стали обсуждать, сумеет ли няня нам выбрать красивые платья. «Ох, уж эти мне модницы-нарядницы!» – вздохнул Мяка. «Ну, как ты не понимаешь! Это же праздник и к тому же – первое знакомство с детьми», – сказала Надя. А одевать нас пришла сама тётя Наташа, как теперь мы решили её называть. И мне надели то платье с кружевами и лентой, в котором я и явилась в эту семью. Всех одела тётя Наташа очень нарядно. Лежим в шкафу, ждём…