– Вознаграждение за услуги времен последней войны, –  ответили ему. –  Старший садовник неравнодушен к людям, носившим за ним сандалии в те времена.

– А, –  недовольно произнес казначей. – Старший садовник… Я полагал, что с ним покончено после той истории с неканоничным садом…

– Не окончательно покончено, –  ответил ему распорядитель двора. –  Как видите, он находит способы вредить нам. Меч свой дал.

Я затылком почувствовал, как они разом посмотрели на меня.

Казнят или помилуют?

– Так что решим? –  спросил наконец распорядитель двора. –  Сэппуку?

– Было бы великолепно, –  тихо прошелестел казначей.

– Очень в этом сомневаюсь, –  задумчиво ответил главный советник.

– Почему, господин главный советник?

– Это будет выглядеть подозрительно. Обязательно будет произведено расследование со стороны надзирателей сёгуна. Накадзима покончил с собой и все недостачи взял на себя. Если и этот вспорет себе живот, будет выглядеть так, словно это мы заметаем следы.

– Так что же нам делать? Изгнать?

– Возможно, возможно. Но не сейчас. Нужно выждать. Впрочем, оставьте ему шанс закончить все самому. Пусть он над этим хорошенько подумает.

– Не подозревал в вас такой жесткости, господин главный советник…

– Суровые вопросы требуют суровых решений. Так?

– Именно так. Уведите этого.

Меня подняли с колен и вывели прочь.

* * *

Следующие ночь и день я провел в узилище под главной башней, пока в княжеских покоях принимали ревизора Ставки.

Собранная из тяжелого дубового бруса в две ладони шириной решетка ограждала довольно просторное для меня одного пространство с брусовым же полом. Свет солнца попадал сюда через далекие световые оконца, ночью у охраны горел масляный фонарь.

Хання-Син-Кё находилась в ножнах на подставке у стойки с прочим оружием стражи. Короткий меч и возможность разрешить общие неприятности самому мне оставили. Даже намекали этим на благоприятный для всех исход. Но я не спешил. Наверное, из упрямства. Или от пришедшей с возрастом неуживчивости. И мне, пожалуй, было любопытно, куда все повернется. И я не спешил закончить все здесь.

Охрана любезно поделилась со мной своим ужином. В остальном меня не тревожили.

Уже вечером, когда вновь стемнело, к нам спустился человек, которого я в Какэгава еще не встречал. Он оставил сопровождающего рядом со стражей у лестницы, по которой спустился, забрал у них один из фонарей и через полсотни неспешных шагов подошел к решетке. Поставил фонарь на пол около решетки.

– Господин Исава, –  негромко проговорил он, –  приблизьтесь.

Я встал с пола, где сидел в позе лотоса, стараясь сохранять покой в душе, –  пригодилась монастырская наука, –  подошел к решетке со своей стороны.

Свет и тени искажали лицо этого человека, не уверен, что узнал бы его, встретив вновь в иных обстоятельствах.

Он дождался, пока я не опознаю гербы правящего дома на его воинской накидке, и показал мне красную квадратную печать, висевшую на шнурке на поясе рядом с походной чернильницей.

– Я третий помощник генерального инспектора, –  негромко произнес он. –  Если вам есть что добавить к официальному описанию сэппуку управляющего пороховой мануфактурой Накадзима, сделайте это сейчас. У вас не будет другого случая.

Я помолчал, собираясь с мыслями.

– Я только оказал господину Накадзиме продиктованную дружеским состраданием помощь, почтенный третий помощник генерального инспектора. У него не оказалось другого друга, способного на это.

– Сэппуку должностного лица без санкции руководства – серьезное преступление, –  проговорил он. –  Тут вы целиком во власти княжеского совета.

– Это так, господин третий помощник.