«Я труды моего пера не с тем выпускаю в публику, чтоб чрез то заслужить себе авторское имя; ибо я не хочу уподобиться безрассудному афинейскому Герострату, который для того только сжег славной в числе семи древних чудес почитающийся Дианин храм (в самую ту ночь, как родился Александр Великий), чтоб тем сделать имени своему бессмертную память; но мое намерение единственно состоит в том, чтобы показать обществу хотя малейшую какую ни есть услугу и не проводить бы время моей жизни в праздности, последуя в том словам одного знатного нашего стихотворца, который говорит:
А вот вам доказательство примерной скромности почтенного «жителя города Москвы»:
«Что же принадлежит до критики, то хотя я и знаю, что иногда и самые искусные писатели нередко оной подвержены бывают, а мне уже, как человеку ничему не ученому, избежать от того очень будет трудно; и потому воображается мне, что, может быть, некоторые скажут: «Не за свое де он принялся дело!» Однако ж я все сие предаю на рассуждение благоразумных читателей, потому что всякую вещь кто как понимает, тот так об оной и заключение делает, а многие иногда и для того чужие дела критикуют, что авторовы мысли им непонятны. Но я как к тем, так и к другим пребуду навсегда с должнейшим, да и ко всякому читателю с моим почтением, всепокорнейшим слугою,
Матвей Комаров,
житель города Москвы».
Судьба книг так же странна и таинственна, как судьба людей. Не только много было умнее «Английского милорда», но были на Руси еще и глупее его книги: за что же они забыты, а он до сих пор печатается и читается? Кто решит этот вопрос! Ведь есть же люди, которым везет бог знает за что: потому что ни очень умны, ни очень глупы. Счастие слепо! Сколько поколений в России начало свое чтение, свое занятие литературою с «Английского милорда». Одни из сих людей пошли дальше и – неблагодарные – смеются над ним, а другие и теперь еще читают его себе да почитывают! Вот уже, кажется, это третье издание, третье с 1837 года, на котором, на обороте заглавного листка, под цензурным одобрением, стоит уведомление: «Печатано с издания 1834 года без исправления». И издание 1839 года – девятое! Когда же было первое издание? – В каталоге Логинова[7] «История Картуша» означена 1794 годом, следовательно, сорок четыре года назад; к тому же времени должен относиться и «Английский милорд». Жив ли его автор? Он ли беспрестанно издает вновь свое великое творение, или им пользуются книжные промышленники? «Все это вопросы важные», – сказал бы человек с «высшими взглядами»[8].
Книжица украшена портретом английского милорда Георга: какая-то рожа в парике и костюме времен Петра Великого. Сверх того, к ней приложены четыре картинки: это уж даже и не рожи, а бог знает что такое. Вот, например, на первой изображен под чем-то похожим на дерево какой-то болван с поднятыми кверху руками и растопыренными пальцами; подле него нарисована деревянная лошадка, а у ног две фигуры, столько же похожие на собак, сколько и на лягушек, а под картинкою подписано: «Милорд от страшной грозы кроется под дерево и простер руки, просит о утолении бури». Сличите эти картинки всех изданий – и вы ни в одной черточке не увидите разницы: они оттискиваются на тех же досках, которые были вырезаны еще для первого издания. Вот что называется бессмертием!..
1839 г.
Предуведомление
Счастие подобно как прекрасный цвет,
Который между терниями растет:
Если станешь срывать его неосторожно
То скоро оным уколоться можно.
Благоразумные читатели, любезные сограждане!