После обеда я несколько с нею разговаривал с великой учтивостью и, сколько мог приметил, что и я ей показался не противен. И так, просидевши она у сестры до самого вечера, поехала домой.

По отъезде ее тетка моя Маргарита и сестра Люция спрашивали меня, какова мне показалась Елизабета. Я им отвечал, что она мне не противна, только я, не имея еще никакого чина, жениться не намерен, и с тем от них поехал.

После сего, когда бывал я во дворце, то ни с кем столько не танцевал, как с нею, – не для того чтоб я ее очень любил, но потому, что она лучше других танцевала. А отец ее с того времени стал ко мне ласкаться и всегда со мною разговаривал.

В один день тетка моя, будучи у Елизабетиной матери в гостях и увидевши Елизабету, говорила ее матери:

– Ах, как вам должно благодарить богов за такое дарованное вам сокровище!

– Это правда, – отвечала Елизабетина мать, – да уже и невеста. Пожалуй, не знаешь ли где для нее хорошего жениха?

– Ах, мать моя, – говорила моя тетка, – ежели вам угодно, я тотчас вам объявлю, да и не суженого, а своего племянника Георга.

– Ах, какой предорогой молодец! – говорила Елизабетина мать. – Дочь бы моя очень была счастлива, если б могла быть его женою, только я думаю, что он ее не возьмет.

– А для чего сударыня? – отвечала ей Маргарита. – Мы с Люцией несколько раз говорили ему о женитьбе, и он только тем отговаривается, что не имеет еще никакого чина, а дочь вашу он почитает за первую красавицу во всем Лондоне.

К сим разговорам пристал и отец Елизабетин, и говорил им, что он меня довольно знает, да и король из всех молодых милордов признает меня за первого, и вчера вечером его Величество изволил говорить, что он намерен взять меня ко двору, только еще не известно, окончил ли я свои науки, чтоб чрез то не сделать в оных помешательства.

После сих разговоров Елизабетин отец принял совершенное намерение дочь свою за меня сватать, и на другой день, будучи во дворце, избрав свободное время, докладывал королю следующими словами:

– Ваше Величество, вчерашнего вечера была у меня гостья и сватала мою дочь за милорда Георга, Иримова сына, только он отговаривается тем, что не имеет еще никакого чина, и за тем жениться не намерен, а дочь моя ему понравилась.

– Что ж ты думаешь? – говорил король.

– Ваше Величество, – отвечал Елизабетин отец, – я бы никакого больше счастья к благополучию моей дочери не желал, ежели б только могло сие исполниться.

– Я тебе советую, – сказал король, – не упускать сего случая, ибо сей человек очень достойный, и я со временем надеюсь от него ожидать пользы государству. Будь уверен и ни о чем не думай, я тебе в том буду вспомоществовать.

Чрез несколько после сего дней, в празднество королевской коронации, будучи я во дворце на бале и ничего о сем не ведая, танцевал по-прежнему с Елизабетою. Король, подошед к нам, очень близко смотрел на наши танцы, а как менуэт кончился, то я пошел было прочь, но король, взяв меня за руку и выведя в другую комнату, говорил:

– Знаешь ли ты, милорд, с кем танцевал?

– Очень знаю, Ваше Величество, – отвечал я королю, – это Вашего Величества обер-гофмаршала дочь Елизабета.

– Как же ты о ней думаешь? – говорил король.

Я отвечал королю, что я ничего другого о ней думать не могу, как только, что она девица честная и одаренная всеми достоинствами.

– Я желаю, – продолжал король, – чтоб она была твоя невеста.

– Это состоит во власти Вашего Величества, – отвечал я королю. – И хотя я не инако сие должен почитать, как за высочайшую вашу ко мне милость, только приемлю смелость Вашему Величеству доложить, что мне еще в таких ребяческих летах, не показав Вашему Величеству никаких услуг, жениться рано.