Находясь в вынужденном заточении, Ареват Оганесян два дня кормила дочку своим молоком. Но, поскольку Ареват ничего не ела, очень скоро грудное молоко закончилось. И если мать всё понимала и терпела вынужденный голод, то голодный ребёнок плакал. И когда маленькая дочка начинала плакать, матери ничего не оставалось делать, как снова прикладывать голодного ребёнка к своей уже пустой груди. На какое-то время девочка замолкала. В это время она использовала мамину грудь как пустышку.

Но, кроме того, что ребенку нужно быть сытым, ему ещё необходимо быть сухим. То есть мама должна вовремя менять мокрые пелёнки. А вечером ещё и искупать малышку. Только после этого сытый и ухоженный ребёнок засыпает. Ареват всё понимала, но как это сделать, не знала. Потому что у неё ничего необходимого не было. Как медицинский работник, она понимала, что если дочка останется мокрой, то она при таком морозе умрёт от переохлаждения. В распоряжении Ареват была только двуспальная панцирная кровать и постель. Этой постелью она укрывала себя и свою маленькую дочку. Так и спасала себя от холода. А своим телом грела и своего маленького ребёнка. Но сухих пелёнок у неё не было. От бессилия Ареват постоянно плакала. Плакал и ребёнок. И спасения от этого не было.

На третий день их вынужденного заточения Ареват перестала рыдать. Она подумала: «Что толку от того, что я плачу? Вместо того чтобы плакать, я должна думать, что я могу сделать в этих условиях, чтобы спасти от смерти свою дочку». О своей жизни она даже не вспоминала. В это время маленькая Манана снова заплакала. Мать дала ей свою пустую грудь. Малышка на время замолчала. Только всхлипывала и шевелила губками. Ареват смотрела на дочку и думала: «Наверно, она ещё что-то там находит. Видимо, ещё какие-то остатки молока. А может быть, мы продержимся так ещё два-три дня? А за это время нас спасатели найдут».

Но в это время девочка снова намочилась. Думая над тем, как вытереть дочку, Ареват посмотрела на две большие пуховые подушки, покрытые наволочками. Она тут же сняла их, разорвала пополам. У неё получились четыре большие пелёнки. Одной из них она сразу вытерла дочку. И малышка заснула. До вечера она ещё раз просушила намочившегося ребёнка. Так они продержались ещё одни сутки.

Наступил четвёртый день их вынужденного заточения. Девочка снова начала плакать. Мать приложила её к своей пустой груди. И, держа ребёнка в руках, почувствовала, что малышка дрожит от холода. «Значит, она опять мокрая», – подумала Ареват. В её распоряжении оставалась ещё одна пелёнка от разорванных наволочек. Остальные три были уже мокрыми. Ареват их выставила для сушки на одной кроватной боковинке. Но в таком холоде они не сохли. Мать вытерла дочку оставшейся пелёнкой. Но и после этого девочка продолжала дрожать. Ареват решила, что надо использовать и подушки на пелёнки, и зубами начала рвать одну из них. Внутри подушки Ареват увидела сухой птичий пух. И её осенила мысль: «А что, если я положу ребёнка в этот птичий пух? Он должен согреть малышку». Она так и поступила. Вытащила из подушки часть птичьих перьев. Сделала место. Опустила туда дочку. И обвязала её верёвочной тесёмкой, которую сделала из одной пелёнки. И снова взяла ребёнка на руки. Опять подложила ему свою пустую грудь. Девочка сразу зашевелила губками. Ареват прижала её к себе вместе с подушкой и почувствовала, что малышка перестала дрожать. Это было временное спасение от холода. Но проблема их вынужденного голодания оставалась нерешённой. Так они продержались ещё сутки. Когда девочка намочила пух, мать заменила его оставшимся сухим пухом. В резерве оставалась ещё одна неиспользованная пуховая подушка.