Странная штука жизнь! Она старше меня всего на десять с небольшим лет! Сколько женщин её возраста или старше было впоследствии в моей сексуальной практике!.. Но… всё это было потом… Потом… И не с ней… Наверное, это и хорошо… Потому что она – Богиня…

– Так ты об этом мне хотел рассказать? – вынырнул откуда ни возьмись Микки-Мышель.

– Ой, нет! – встрепенулся я и даже, по-моему, рефлекторно встряхнул головой.

– Ну-ну!.. – загадочно улыбнулся Микки и снова исчез.

Ольга Велимировна… Ольга Велимировна… Но она вдруг тоже исчезла.

И тут раздвинулись небесные шторы, и Пилот №7 возгласил: «А теперь мы будем играть в другую игру! Теперь всё, что раньше считалось Добром, станет Злом, а всё, что считалось Злом – отныне Добро!»

«Да мы же уже сто раз так играли!» – не удержался я, временно став мальчиком семи лет, но сразу же замолчал, потому что увидел вдруг, что какие-то существа в чёрных мешковатых одеждах тащат абсолютно нагую Ольгу Велимировну к месту Позорной Казни…

К стыду моему это зрелище необыкновенно меня увлекло. Я, словно зачарованный, смотрел, как они взошли с ней на золотой эшафот и распяли её в виде пятиконечной звезды, то есть с широко расставленными ногами…

Тут мой затылок ощутил какое-то лёгкое дуновение, как будто тёплого летнего ветерка, и вслед за тем, кто-то и вовсе облизал мою голову.

– Меня тронуло в тебе кое-что, – прошептал мне на ухо Микки-Мышель, а это конечно был он, – и я решил, что, пожалуй, всё-таки выкрою для тебя четверть часа, чтобы послушать хоть об одном из трёх твоих случаев столкновения с Чувством Счастья, – и он снова испытующе улыбнулся.

– Но ведь тогда я не увижу, что они будут дальше делать с Ольгой Велимировной! – невольно воскликнул я.

– Тебе решать! – пропел Микки-Мышель.

Я закрыл глаза… Потому что мне попросту всё надоело. Я закрыл глаза и представил, что лежу на прибалтийском песке. Тут сознание моё для начала раздвоилось.

Один из меня увидел на горизонте, где сливалось скандинавское небо с балтийским морем, баржу, на красно-коричневом борту которой было написано латиницей русское слово «Rusalochka», а второй Максим, в виде бесплотного духа, вернулся на Трафальгарскую площадь, где вроде только и началась Позорная Казнь Ольги Велимировны.

Однако картина, представшая его незримым очам, оказалась, мягко говоря, неожиданной: откуда ни возьмись – по-видимому, из толпы, собравшейся в предвкушении по сути бесстыдной оргии, а официально – Торжественного Мероприятия, посвящённого Дню Лондона – на эшафот поднялся женский брючный костюм… Да-да, Костюм двигался сам по себе и очень неплохо сидел на ком-то невидимом, на ком-то совершенно прозрачном, то есть тоже бесплотном. Этот невидимый Кто-то явно был стройной невысокого роста женщиной – это было понятно по походке Костюма.

Этот Костюм, с одной стороны, подошёл к распятой Ольге Велимировне, а с другой – внимательно посмотрел на того меня, который в бесплотном виде присутствовал при всём этом действе, и наконец спросил «его» Её голосом: «Ну что, Максим, теперь ты женат и счастлив?..»

Бесплотный я на всякий случай молчал; видимо, не веря в происходящее и пытаясь (к счастью, безуспешно) себя ощупать, чтобы убедиться в собственной бесплотности, а следовательно, в невозможности своего рассекречивания.

Я же, лежащий в одних плавках на прибрежном балтийском песке, в этот момент утешал Русалочку, уже обретшую ноги и потому испытывающую постоянную жгучую боль. Я, будучи мальчиком уже не семи, а пяти лет, прижимал её крепко-крепко к себе, гладил её по золотым волосам и шептал ей на ушко, как я люблю её и как никогда никому не дам больше в обиду. Русалочка же молчала и беззвучно, как рыба, плакала…