Стиснув зубы и опустив взгляд, он поплёлся на остановку. И сознание его опять помутилось, что впоследствии он лишь помнил жёлтую дверь маршрутки, улыбающуюся черноволосую студентку, сидевшую напротив, и водителя, сильно пахнущего чесноком, коему он отдавал мелочь при выходе.

Государственная больница серой глыбой стояла между двумя разноцветными торговыми центрами, и на парковке, полной автомобилей, ругались усатые мужики. Вадиму это было безразлично: он был пешеходом, поэтому просто пошёл дальше. Рядом с крыльцом прыщавая медсестра в зелёных штанах помогала колясочнику заехать по пандусу, а двое стариков – один с костылями – о чём-то громко разговаривали.

«Не о метке ли?» – подумал Вадим, машинально заметив, что серое крыльцо вдоль и поперёк замызгано снегом и грязью – приехавшие на автомобилях несли растаявшую грязь прямиком сюда своими рифлёными подошвами.

И что это вообще за метка такая? Он не знал… Или уже забыл. Вообще вся его жизнь стала казаться иррациональной, и он до сих пор не мог поверить, что сейчас пытается протиснуться в учреждение, чтобы повидаться там с психиатром. Никогда бы не подумал, что сойдёт с ума. Причём, в один момент. Или это всегда так происходит? Что всё нормально, а потом – бац! – и у тебя шарики за ролики заехали.

В больнице шумел кондиционер, и стоял напряжённый гомон, но Вадим не стал разглядывать толпу, панически опасаясь новых галлюцинаций. Он отправился в самый конец очереди, ожидая, когда же можно будет записаться на приём. Резкие запахи пота, хлорки и дешёвого парфюма мешались в одну плотную вонь.

– Чего Вы придумываете, – раздался гнусавый голос регистраторши. – Никто ещё от зубных болей не умирал, так что сидите и ждите…

Другая сказала – не менее противным и надменным голосом – что-то вроде «хотите побыстрее – идите в частную клинику», а потом он опять перестал различать их восклики, концентрируясь на ярко-синих джинсах и грязнющих зимних кроссовках человека, стоявшего спереди. Толпа медленно продвигалась: озлобленные или раздражённые люди хватали свои направления, бланки, медицинские карты и быстро уходили отсюда… Одна старушка скрюченными пальцами пыталась собрать свою медкарту, разложенную для поиска страхового полиса, и рассыпала всё по стойке регистрации. Кто-то недовольно заматерился. Старушка принялась собирать исписанные листки и кардиограммы – нервно, торопливо. Чуть позже раздался её надломленный тихий голос:

– Вы бы двадцать лет на железной дороге… Я бы на вас посмотрела.

Вадим зажмурился так крепко, как только мог. Он хоть вчера и не пил, но голова у него гудела будь здоров. И сколько ещё можно ждать своей участи?

«Очереди, а не участи», – поправил он себя и продолжил переминаться с ноги на ногу. Захотелось в туалет, но даже не могло быть и речи о том, чтобы отлучиться – потеряет очередь и будет тут толпиться ещё полчаса. А потом у психиатра обед…

– Ну? – сказала регистраторша. И, открыв глаза, Вадим увидел остроскулое и темноглазое лицо в больших очках. Ей было не больше двадцати трёх лет. Худая, высокая. – Долго ещё мне ждать? Паспорт и страховой. Быстрее.

– У меня нет ни того, ни того. Мне срочно надо, – быстро выпалил парень.

– Тогда ничем помочь не могу, до свидания, – молниеносно отреагировала она. – Не задерживайте людей.

– Мне что, «скорую» надо вызвать?! – резко заорал он так, что очередь притихла. Краска бросилась в его лицо. – Мне надо попасть к психиатру… Пока я окончательно не долбанулся! И я не могу ждать неделю или две!

– Не орите, Вы здесь не один! – пронзительно взвизгнула регистраторша. – Я ничем Вам помочь не могу! Психиатр – не терапевт, но и к нему записаны люди… И всем надо, не только Вам!