– Больно? – Кэт подошла ближе, почти вплотную, и взяла меня за подбородок. Потянув его немного вверх, она все же смогла встретить мои глаза, и просто в них впилась. – Сядь, Джон, нам надо поговорить. – Ее тон не подлежал возражению, и я покорно опустился на стоящую рядом со мной кровать. Кэт последовала моему примеру.

– Я просто поражаюсь, – начала она, не отводя от меня своих зеленых глаз. – Да, ты мне сделал больно, но ты даже и понятия не имеешь чем именно.

Я молчал, но смотрел в ее глаза. – Убери руку, – попросил я ее. – Я буду сам на тебя смотреть.

– Джон, ты ничего обо мне не знаешь, ничего. – Она убрала руку. – Когда я была девочкой, а потом девушкой и женщиной, я просто обожала природу. Я радовалась каждому дню, каждому лучику солнца, каждой минуте жизни. Мои родители разделились на два лагеря: мать была за меня. Вернее, я полностью пошла в нее. Во всем, абсолютно во всем. А отец хорошо умел делать деньги. Он уже давно махнул на меня рукой, а когда мы разговаривали с мамой, он крутил пальцами у виска, и только вздыхал. Они оба погибли в один день, в одной и той же машине. На меня свалилась просто гора наследства. И именно она меня и придушила. Это была лавина, она накрыла меня с головой, я задыхалась, не зная, что мне делать, куда идти…. Я чуть тогда не свихнулась. Но дни шли, и я сделала свой выбор. Вернее, за меня их сделали те же деньги. Мне стало жалко отца, его трудов, его банка. Я вступилась за него и потянула эту нить. Да, сегодня я смогла бы смело и с честью взглянуть ему в глаза. Ему, но не матери. Этот банк, эти деньги, за считанные годы перевернули меня и поставили с ног на голову. Я просто сошла с ума, Джон. Но это я поняла только сегодня. Если бы ни ты, я никогда бы не осознала, какую ошибку я сделала…, боже, неужели можно так ослепнуть! Боль, меня сегодня пронзила боль, только не из-за тебя, а из-за меня лично. Когда ты рассказывал о природе этим двум, пропитанным деньгами, старикам, я просто очумела, одурманилась каждым твоим словом. Я вспомнила себя, и то, что тогда я говорила, наверное, точно так же. Джон, ты не поверишь, но мой разум раздвоился, прямо во время разговора. Именно поэтому я просто не прекратила его, хотя и могла это сделать. Ты чувствуешь свою вину? Да ты просто победил их сегодня, их, и меня тоже. Я вспомнила себя, и мне хотелось смеяться, как ты уложил всех на обе лопатки. Я радовалась, ликовала и смеялась, даже торжествовала. Но завтра мне надо быть опять в моем банке, и продолжать то, что я выбрала в жизни. Вот это и есть та боль, о которой ты сказал. И после всего этого ты бросишь меня на распутье? Да я уже не пойду ни к одному психиатру. Я просто напьюсь таблеток и усну сладким сном, у меня даже нет сомнений, что я это сделаю. Нет, Джон. Каким-то образом ты разбудил меня, вернее, начал будить. Бросить полусонного человека, это как предательство. Или разбуди его до конца, или дай ему заснуть, только не бросай в таком состоянии. Посмотри мне в глаза, и ты все в них прочтешь, даже то, чего я тебе не сказала. – Неожиданно она уткнулась головой в мою грудь и разрыдалась.

Никто за всю мою жизнь еще не рыдал на моей груди, и я почувствовал себя плохо, моя рубашка уже намокла в этом месте. Я осознавал, что ее коротенький рассказ это лишь выжимка, жалкий экстракт из всего, что с ней случилось, и что она пережила. Но и его мне хватило, чтобы поймать нить, то есть содержание. Кэт рыдала, не переставая, ее тело иногда вздрагивало, и я слышал лишь всхлипывание, перемешанное с какими-то не членораздельными звуками. Моя рука автоматически легла не ее плечо, прижимая ее голову еще ближе.