– Я начал играть. В казино. Сначала по мелочи, было интересно, потом ставки росли, проигрыш, соответственно, тоже. И я втянулся.

– Почему я ничего не видела? – опускаюсь в кресло и закрываю лицо ладонями.

– А я и не хотел, чтобы ты знала, – резко отвечает.

Поднимаю на него взгляд, убирая ладони от лица. Почему я не придавала значения переменам, происходящим в нём, списывая всё на усталость и новое место работы?

– Что от тебя хотят все эти люди? – спрашиваю главное.

– Одни – те, кто дал мне большую сумму денег, чтобы земля, нужная им, не пошла под застройку парка, а была отдана фирме под строительство торгового центра. Я должен был всё устроить. А я эти деньги проиграл.

– Пап…

– Вторым я тоже должен, проигравшись, я занимал у них. Под проценты, – он наконец садится на диване, откидываясь на спинку.

– Зачем мы вернулись в этот город? – я так и не поняла этого, как ни пыталась.

– Хотел попросить денег у старых знакомых, – кидает отец, прикрывая глаза.

– У тех, кто не в курсе твоих проблем, – доходит до меня.

– Да, – ухмыляется отец, взглянув на меня. И от этого мне становится не по себе. – Есть ещё вариант – провернуть одно дельце, это стопроцентно даст хороших денег.

– Мы можем продать дом, машину, – пытаюсь прокрутить в голове, как можно выйти из этой ситуации.

– Ты совсем дура?! – резко вскрикивает, от чего у меня всё сжимается внутри. – Там такие деньги, что нам в жизни не собрать самим.

– Как же…

– Если бы ты не упрямилась, а делала то, что тебе скажут, я бы выиграл время, успел бы, придумал что-то ещё, – зло перебивает, а у меня глаза расширяются от того, что слышу.

– Ты сейчас меня обвиняешь? – задыхаюсь от переполняющего меня гнева. – Я должна была на панель пойти, ноги раздвинуть из-за того, что ты не смог сдержать жадность при виде фишек казино?

– Не преувеличивай! – рявкает и тут же хватается за разбитую губу, снова морщась от боли. – Танцы в клубе это не панель.

– Ты думаешь, они бы ограничились лишь танцами? Меня бы и спрашивать никто не стал! – поднимаюсь с кресла, меня бьёт крупной дрожью. – Попав туда, я бы уже не вышла, как ты не поймёшь? Ты был готов, чтобы твою дочь брали силой… – запинаюсь, не в силах продолжать.

– Можно подумать, тебе впервые. Этот твой нищеброд тебя всему давно научил, – гадко усмехается.

– Я тебя совсем не узнаю, пап, – чувствую на щеках горячие дорожки слёз.

– Хватит рыдать, – со злостью выплёвывает и встаёт с дивана. – Сделаешь, что скажут, я отыграюсь, и всё вернётся на круги своя. Уедем в столицу и заживём.

– Ты понимаешь вообще, о чём просишь? – вскрикиваю, качая головой. – Нет, я не смогу.

– Сможешь! – надвигается на меня, а я перемещаюсь вправо, и между нами оказывается диван.

– А если ты снова проиграешь? Оставишь меня там в рабстве навсегда? – выкрикиваю, задыхаясь от боли. – Ты готов отдать собственную дочь расплачиваться за свои ошибки, пока она не сдохнет в этих притонах?

– Не пори чушь, – рычит, обходя диван. – На этот раз я не проиграю.

– Нет, пап, – мотаю головой, – я не сделаю этого.

Он с рыком резко подаётся вперёд, хватая меня за край футболки, я выставляю вперёд ладони и толкаю его в грудь, он охает и отпускает меня, согнувшись пополам.

– Куда? Вернись! – слышу громкий рык отца, но не останавливаюсь.

Выбегаю из кабинета и несусь к выходу из дома. У двери подхватываю сумку с вещами, слыша, как отец выкрикивает моё имя. С бешено колотящимся сердцем выбегаю во двор, потом на улицу и, не останавливаясь, оказываюсь у пропускного пункта в поселок.

Я не знаю, что делать дальше, куда идти, как вообще жить дальше. Если останусь с отцом, он отдаст меня и продолжит играть. Для него на первом месте – отыграться, выиграть, его глаза словно стеклянные, словно он уже не мой отец, а запрограммированный на игру робот. Смогу ли я достучаться до его отцовских чувств?