– Тебе пора ехать, опоздаешь на тренировку, – наклоняюсь к нему ближе. – Но сначала поцелуй. Признай, я заслужила, – прищуриваюсь.
– Да, не каждая девчонка отличит болт от гайки, – смеётся и тоже наклоняется, мимолётно касаясь моих губ своими. – Награда выдана.
– Эй, так нечестно, – наигранно надуваю губы. – Штрафной тебе, Воронцов, – обхватываю ладонью его затылок и сама целую.
Макс отвечает на поцелуй, углубляя его, проводя рукой по копне моих волос, тоже обхватывает затылок, я ловко перебираюсь к нему на колени, даже не задев переключатель передач и не прерывая поцелуя, теперь у меня это мастерски выходит. Прижимаюсь к его груди, с губ Макса срывается стон, и он прерывает поцелуй.
– Ты необыкновенная, – покрывает частыми поцелуями моё лицо.
– Ты уже говорил, – отвечаю, задыхаясь от нежности.
– И буду говорить всегда, – смотрит мне в глаза. – Я люблю тебя. Всегда любить буду.
– И я тебя люблю. Не смогу без тебя, – кладу голову ему на плечо.
– А без меня и не надо. Только вместе, – обнимает и целует в макушку.
Мы какое-то время сидим так, наслаждаясь теплом друг друга, слушая стук сердец, что бьются в унисон – моё для Макса, а его для меня. И счастливей меня сейчас нет никого, я уверена. Только увы, ничто не может длиться вечно.
– Мне пора, – перелезаю обратно на переднее пассажирское. – Тебе на соревнования завтра ехать, а мне нужно к контрольной подготовиться, да и папа скоро должен вернуться.
– Твоему папе я не особо нравлюсь, – горько усмехается Макс.
– Глупости, – возражаю, пожав плечами. – Папе в принципе никто не может понравиться, это раз, а во-вторых, главное, что ты нравишься мне.
– Иди сюда, – Макс снова меня целует, и я совершенно не хочу уходить. – Всё, иди, иначе я тебя увезу насовсем, – улыбается, подмигнув.
– Я буду скучать, – вздыхаю, понимая, что это правда. Не люблю его выездные соревнования, когда мы не видимся по несколько дней.
– Это ненадолго, не грусти, – он нежно проводит пальцами по моей щеке.
– Из-за этой дурацкой контрольной я даже проводить тебя не смогу, – это меня больше всего злит и огорчает. Внутри какое-то нехорошее чувство, которое разливается, словно поток лавы. И я ничего не могу с ним поделать.
– Вер, я же не насовсем, – Макс целует меня, слегка касаясь губами моих губ. – Не накручивай себя. Пиши, а я по возможности буду отвечать. Как приеду, сразу к тебе.
– Смотри у меня, Воронцов, я одна такая, – смеюсь, отгоняя плохие мысли.
– Я знаю. Другой такой маленькой Веры нет и никогда не будет.
Выхожу из машины, смотрю, как Макс выруливает на дорогу и машет рукой, а я шлю ему воздушный поцелуй. Своеобразная наша традиция.
Захожу в дом и первым делом замечаю, что дверь в кабинет отца открыта. Он дома? Обычно возвращается гораздо позже, может, случилось что-то. Папа перебирает какие-то бумаги, раскладывая их по коробкам. Все ящики и шкафы опустошены, какие-то печатные листы валяются на полу и пачками лежат на столе.
– Решил осчастливить макулатурщиков? – подхожу к отцу и целую в щеку.
– Что-то вроде того, – отец бросает на меня странный взгляд и возвращается к своему занятию. – Опять с этим Воронцовым приехала? – недовольным тоном спрашивает, а мне словно кипяток в лицо плеснули
– Его зовут Макс. Максим, если тебе так больше нравится! – скрещиваю руки на груди, вставая в защитную позу. – И да, приехала. И завтра приеду, и послезавтра, и через месяц!
– Ладно не кипятись, Верунь, – примирительным тоном тянет отец. – Присаживайся, поговорить нужно.
А вот такой тон уже настораживает. Обычно он по Максу проезжался будь здоров, если видел нас вместе. А тут всего одна фраза.