А сегодня я окончательно поняла, что того папы, которого я знала раньше, когда училась в школе, того, кто меня поддерживал и оберегал, пылинки сдувал, больше нет. Есть человек, которому дорога лишь его репутация и его будущее.

Макс останавливается у ворот дома, и первый мой порыв – поцеловать. Тело помнит на уровне инстинктов, но я вовремя себя одёргиваю. Он предатель, он тот, кто разбил мне сердце, разрушил меня до основания. Мне пришлось уехать и восстанавливать себя по крупицам, по малюсеньким частицам. И теперь, когда я почти стала целой, стала той Верой, которая готова жить дальше, он снова появляется в моей жизни, снова ковыряет заштопанное сердце до крови, до боли.

Благодарю его и ухожу с гордо поднятой головой. Такие поступки не прощают. Измена – это плевок в душу, это равносильно тому, что человек прошёлся по идеально чистой комнате в грязных ботинках, старательно втаптывая грязь в идеально чистую поверхность ваших отношений, да так, что следы эти отмыть уже невозможно, как бы не старался.

Иду к дому с мыслями о том, почему первым из всех знакомых встретила именно Макса. Это рок, судьба или просто тотальное невезение? И тут вижу отца, он стоит на крыльце и выражение его лица не сулит ничего хорошего. В последнее время я начала его бояться, потому что стало невозможным предсказать его настроение, а от этого зависело, каким будет мой день. Либо он запрёт меня на замок в комнате, запретив выходить, либо, наоборот, заставит ходить по магазинам, выбирая платье под его присмотром. И второй вариант страшит меня намного больше. Словно я товар, который нужно завернуть в подобающую обёртку, чтобы продать подороже.

А сегодня и вовсе произошло то, что заставило меня сбежать. И попасть под колёса Макса.

– Ты почему сбежала? – гневно выкрикивает отец.

– Я не позволю так с собой обращаться! – выплёвываю в ответ, сжимая кулаки. – Я не вещь!

– Ты сделаешь то, что тебе скажут, иначе нам обоим крышка! – кричит отец, размахивая руками. – Или ты совсем дура и ничего не поняла?

– Что я должна понять? Что мой отец решил прикрыться дочерью? – мои губы дрожат, от обиды и осознания всей мерзости его поступка.

– Ты хоть понимаешь, во что мы вляпались?! – кричит отец, подавшись вперёд.

– Мы?! – от негодования у меня даже голос садится. – Мы вляпались? Ты сам всё просрал, всё, что у тебя было. А я должна расплачиваться? – смотрю на него в упор, но на его лице не шевелится ни один мускул.

– Не смей так со мной разговаривать, – цедит сквозь зубы.

– Что ты творишь, папа? За что ты так со мной? – сиплым голосом говорю, чувствуя, что сейчас разрыдаюсь.

– Ты должна это сделать! – кричит, и его лицо напоминает маску. Я не узнаю собственного отца.

– Это твои проблемы…

Я не успеваю договорить, как щёку обжигает пощёчина. Настолько неожиданная, что я теряю дар речи. Щека горит, и я прикладываю к ней ладонь, находясь в шоке.

Собственный отец ударил меня. Тот человек, который должен оберегать, поддерживать, ударил и толкает меня на то, что нормальный отец никогда бы не позволил сделать любимой дочери.

Держусь рукой за щёку, смотря в холодные глаза отца, которые не выражают абсолютно никакого сожаления по поводу этого поступка. Во мне поднимается протест, поворачиваю голову в сторону ворот и вижу Макса, бегущего к ним. Он всё видел.

Мои щёки моментально опаляет жар стыда, слёзы жгут глаза, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не разрыдаться.

– Даже не думай! – раздаётся раздраженный голос отца. – Не вздумай убежать снова.

Он хватает меня за руку и тащит в дом. Оборачиваюсь, но ворота уже закрылись, отрезав меня от спасительного бегства. Отец затаскивает меня в кабинет и толкает в кресло у письменного стола, сам обходит его и встаёт у окна.