Наташа сникла и чуть слышно ответила, опуская глаза:

– Это я пользуюсь ими, а не они мной.

– Это ты так думаешь, но ты не права. – Наконец голос вновь сделался спокойным и не звенел, как дребезжащий металл. Вот только говорить уже не хотелось, хотя и было нужно. Быть может, в сотый раз произносить одни и те же слова, не теряя надежды, что однажды до ее скудного мозга они все-таки доберутся. – Еще есть время измениться, пока ты не сделала того, о чем будешь жалеть всю жизнь. Тебе всего 16, так не ставь же на себе клеймо «шлюха».

– Зоя, зачем тебе все это? Зачем ты постоянно меня одергиваешь?

– Только Бог видит, как мне это надоело. Если бы не твоя мать, я бы давно послала твою жизнь к чертям, а не купала бы под колонкой и не таскала бы домой, да ещё втирая при этом правду жизни. У меня и без тебя проблем достаточно.

К счастью, жило это создание достаточно близко. Поэтому через пару минут мы остановились у дома.

– Твоя подруга никогда не ведет себя так, как я, да? – вдруг спросила Наташа.

Я взглянула на Марину, которая, молча, стояла в стороне, наблюдая за происходящим, и ответила:

– Нет.

Представить Маринку в таком амплуа не получалось, даже если включить всю имеющуюся фантазию на полную катушку. Самоуважение – штука серьезная, и именно его Наташке катастрофически не хватало.

– А что, если я не послушаюсь тебя и снова напьюсь? – с вызовом предположила девушка. Ее пепельные волосы сейчас напоминали мокрые сосульки, косметика вся поплыла по лицу черными разводами.

Теряя остатки терпения, устало ответила:

– Это будет зависеть от моего настроения: возможно, я изобью тебя, полежишь недельку в больнице, поумнеешь; возможно, я снова потащу тебя домой, а может, просто плюну, и ничего не буду делать. Тебе решать, но не советую испытывать мое терпение, я говорю серьезно. А теперь марш домой! Живо!

Наташа скрылась в подъезде, старая обшарпанная дверь со скрипом вернулась на свое место. Марина уже хотела было идти обратно, но, видя, что я не двигаюсь с места, тоже замерла. Ещё минуту спустя в окне на 3 этаже загорелся свет. Из форточки на улицу высунулась голова женщины.

– Зоя, ещё раз спасибо тебе, дорогая!

– Да не за что, Вера Николаевна. – Крикнула я в ответ и, с трудом преодолев сильнейшую жалость к этой доброй женщине. Трудно не жалеть хорошего человека, которому собственное дитя с остервенением треплет нервы. Не буду заводить детей, никогда! Потом, повернувшись к Марине, сказала. – Вот теперь я спокойна. Идем?

– Конечно.

Вдвоем мы неспешно брели по ночному городку. Днем он напоминал картинку, за то ночью всегда вылезала оборотная сторона, которую все знали, но упорно старались делать вид, что не замечают.

Улицы были пусты, за то дворы и детские площадки полны подвыпившей молодежи, которые без дела шатались по темным закуткам.

– Мы ждали, пока Наташа войдет в квартиру, она, что могла убежать? – спросила Маринка, передернув плечами.

– Именно, у меня уже было такое, поэтому пришлось удостовериться. Бедная её мать, эта женщина была моей первой учительницей в школе, она не заслужила такой дочери. – С горечью отозвалась, а потом добавила. – Прости, что и тебе пришлось в этом поучаствовать.

– Ничего, я вижу, что это твоя жизнь, подружка.

Возвращаясь на дискотеку, всю дорогу обе молчали.

Маринка, похоже, «переваривала» произошедшее. Я же чувствовала себя «не в своей тарелке», так как самые обычные действия сейчас казались какими-то сверхъестественными в глазах подруги. Это было похоже…, но то, будто смотрела на себя в зеркало. И почему-то увиденное не вызвало в душе ни гордости, ни удовлетворения. Только пустоту от того, на сколько все это показалось бессмысленным.