– Обещаю, Эмеральд! – пропищала она, почесав того за ушком.

Эмеральд, старый вояка, прыжками по звёздам и морским конькам исчез прочь в лунной атмосфере, оставив наедине с собою принцессу. Что такое старость и болезнь, если живешь в настоящей красоте? Эмеральд повторял это из раза в раз, если придворные смеялись над его возрастом. Не сказать, что они хотели бы его как-то задеть; нет, больше высказать своё уважение его бодрому духу в таких преклонных веках. Этот лунный кот,  кроме специфических отличий от котов земных, имел густые седые дряблые усы и такие же брови; тяжелую израненную серебряную шкуру на вые и разрубленный напополам лунный изумрудного цвета хвост. Грозный полководец в прошлом, теперь самый верный дворцовый дворецкий, не утратил своей тяги к приключениям. Пожалуй, только ревматизм ограничивал их. В былую бытность – уставной, правильный, протокольный и дисциплинированный, он жестко бы приказал принцессе вернутся. Но я повторяю, время –  злая шутка. Его глаза раньше наполняла битва, а теперь счастливое осознание, что дети короля не прочь поиграть с ним в клубочек.

Обращённый в свои мысли, Эмеральд оказался у Алмазных полей. С виду – пустынные кратеры, отливающие в мерцающих метеоритных сверчках. Но в кратерах – целая система шахт, где трудятся самые надежные лунные поселенцы – лунные тельцы, козероги и лунные жуки. Прежде всего Эмеральд пришёл сюда потому, что однажды видел Рубин здесь. Она радостно каталась на спине тороса вперёд-назад по долине. Чего греха таить, быть может, и сейчас. Сделав хвост вопросительным знаком, Эмеральд побрел к кратеру.

– Эмеральд, Эмеральд! – кричали за спиной.

Высунув язык и трепеща животиком за Эмеральдом летела лунная кошка, белого-белого пуха и с черненьким прогалом на шерстке. Она тяжело затормозила розовыми коготочками по грунту и оказалась подле Эмеральда. Генеральский хвост заиграл недовольством.

– Это ты, Опал. Я рад, – сквозь зубки прошипел дворецкий.

– Как у тебя дела?

– Кости трещат. Но жив – здоров. Так что тебе от меня понадобилось?

– Я подслушала Ваш разговор. Но совершенно случайно … – краснота разрушила лунную шерстку Опал, – И вот, что я хотела тебе сказать, Эмеральд. Ну… только не…

Хвост старого кота, казалось перекопает грунт сейчас. Настолько его возмутил факт подслушивания, а больше своей невнимательности.

– Так вот, – продолжила Опал – Здесь Рубин ты не найдёшь. Она убежала на Землю. Я видела.

– Проклятый кровавый дракон! Зачем же она! Я немедленно иду за ней.

Эмеральд стартанул так, что кости его с хрустом выпрямились. Опал не нашла ничего лучшего, чем устремиться за ним, вновь высунув свой язык.

– Вот мне приключения, старому! – бурчал Эмеральд!

– Эмеральд! Эмеральд, можно мне с тобой? – кричала вслед ему Опал.

Альберт ехал с тем лицом ущемлённого в правах человека, который, в целом, не против ущемления в праве, но не понимает почему именно на него пала карма. Он с вздутыми щеками закутался в толстовку, пуская носом пузыри внутрь. А за пазухой с его подбородком весело играла киса, приятно щекоча его подушечками лапок.

«Несправедливо. Что я сделал? Я же со страху сломал стул. Было бы понимание вокруг, едва ли я поехал к мозгоправу. А он сейчас там направит. Заставит меня бредовые картинки рисовать; да, рисовать. Если же он все-таки меня попросит нарисовать, что мне нравится: я нарисую сосновый бор. Нарисую так, чтобы запах шишек стоял в кабинете. Только поднеси лицо к рисунку и вот ты весь в иголках. Опушка, сплошной овраг и внизу в овраге – чёрного блеска речка с прозрачной, чистой водой. И жаль, что я не могу управлять ей. Я бы передвигал точенные камешки струйкой. Туда, сюда. И гонял бы насекомых. И чуть белое солнце бы садилось за горизонт, садился бы и я – под вечнозелёную красавицу, утопая в запахе, цвете и свежем воздухе. Я бы долго смотрел вниз: хотел бы спрыгнуть, но боялся. Я бы сжимал в ладони остатки солнечного света, будто сжимаю апельсин до получения сока. Наступал бы вечер и пока меня не забрали комары, за мной бы пришёл папа. Поругался бы, но с улыбкой.»