Последним штрихом Аксель добавил к картине единорога. Вполне правдоподобного белого единорога, изящно поставившего на копытце переднюю ногу.

– Почему единорог? – спросил сегодня утром Марк.

– Не знаю, – повел плечом Аксель, продолжая вырисовывать белую гриву.

– Вроде как в жизни всегда есть место для сказки? – с иронией произнес Марк.

Аксель обернулся и посмотрел на Марка, который в это время сидел за кухонным столом, подперев голову руками.

– Почему «сказки»? Хочешь сказать, что не веришь в единорогов?

– Конечно, нет, – не сдержал смешка Марк. – Ты, может, еще думаешь, что сказка про Гензеля и Гретель тоже случилась на самом деле?

– Тогда Библия, по-твоему, тоже сборник сказок? – серьезно спросил Аксель.

– Почему? – не понял Марк.

– В Ветхом Завете же говорится про единорогов и василисков.

– Не может быть, – возразил Марк скорее из вредности.

Ему не очень хотелось слушать какую-нибудь притчу про единорога и Моисея. Других персонажей Ветхого Завета он все равно не знал, поскольку религией в его семье никто не увлекался. Однако Аксель не стал поучать его притчами и даже рассуждать о научных доказательствах существования мифических существ, а просто отвернулся к своей картине и продолжил рисовать.

Этот разговор произошел утром. Сейчас же Марк в своем полуденном сне нацеливал пистолет, готовый выстрелить в черный фургон, как вдруг кто-то схватил его за шиворот и потянул со всей силы назад. Падение было мягким, но вместо затянутого тучами неба Марк увидел глупую улыбку Акселя и свой телефон, на котором высвечивалось имя Дианы.

– Комиссар Шнайдер, – еще не совсем проснувшись, ответил на вызов Марк.

– Я закрыла дело, – сообщил ему голос Дианы.

– Почему?

Марк сел и хотел потянуться, но ответ коллеги заставил его тут же вскочить с дивана. Через три минуты он уже шел быстрым шагом к полицейскому участку. Он ни на секунду не сомневался, что кто-то в этой истории что-то явно упускает. Марк должен был расставить все по своим местам.

Эмма вышла из здания редакции, построенного на рубеже веков в стиле ар-нуво, с украшенным лепниной эркером и огромными окнами, выходящими на тихую улицу, утопающую летом в зелени, а осенью – в пурпуре и золоте. В тонких струях дождя краски казались более яркими и глубокими, а воздух, наполненный запахом мокрой листвы и асфальта, – чище и насыщеннее. Где-то вдалеке шумели машины, но здесь был слышен только шорох капель по крыше и тротуарам.

Эмма раскрыла зонт, но не успела сделать и шаг, как рядом возник Мартин Думкопф, их штатный фотограф. Пригладив свои короткие светлые волосы, он подмигнул девушке.

– Хорошенькая погодка для прогулок, а? – сказал он, вытаскивая из пачки сигарету.

– Совсем не хорошенькая, – возразила Эмма и, вежливо улыбнувшись, вышла на тротуар.

Потоки воды весело стекали в ливневую канализацию, и только Эмма подумала о том, что бежевый костюм плохо сочетается с проливным дождем, как Мартин ее окликнул.

– Тебя подвезти?

– Да, пожалуйста, – тут же согласилась она, но уже через пару минут начала сожалеть о своем решении.

Не выпуская сигарету изо рта, Мартин завел двигатель и спросил:

– Куда поедем?

– Прямо по Ранкештрассе, – ответила Эмма, пристегиваясь.

– Прямо по Ранкештрассе, – повторил Мартин, выезжая на проезжую часть. – А что там, на Ранкештрассе?

– Итальянская кофейня, – произнесла девушка, чувствуя, как заслезились глаза от сигаретного дыма, моментально заполнившего маленький салон автомобиля Smart.

– Опять босс самодурством занимается, а? – усмехнулся Мартин.

Эмма тактично промолчала. Несмотря на то что она боялась своего шефа до дрожи в коленях, Эмма относилась к нему с глубоким уважением и не любила сплетен, и уж тем более никогда не становилась их источником, даже если узнавала какие-то занятные подробности из личной жизни господина Шульца вроде того, что он любит ездовых собак или предпочитает проводить отпуск на «даче», сохранившейся с гэдээровских времен.