В воротах подвода встала. Хорт присел сзади, опустил голову, терпеливо ожидая, когда все это кончится.

Тут, перекрыв путь, скопились сразу три подводы. Было ясно, что незаметно выскользнуть не удастся.

– Вот эти две, – вещал от ворот начальственный голос, – не в город, а снова ко мне на двор. Разрешение у меня, сам понимаешь, имеется.

– Да куда ж тебе столько? – скучливо поинтересовался возница.

– Не твоего ума дело. Новый дом строить буду. Низ каменный, верх деревянный.

– Ишь ты! – раздался другой голос, молодой и насмешливый. – А не боишься?

– А чего мне бояться?

– Душ неуспокоенных. Вот проснешься ночью в своем новом доме, а они стоят над тобой и воют: «Семерик, отдай наше добро!»

У Обра снова захватило дыхание. Еще минута, и в обморок грохнулся бы, как девка на смотринах. Он уткнулся лбом в прохладные камни, словно надеялся, что они ему помогут. Семерик! По голосу и не узнать. С Хортами он так сроду не разговаривал. Герман частенько гонял Обра к «Семи соснам» с поручениями или просто за свежей сивухой, так даже перед ним, самым младшим, Семерик юлил, лебезил, предлагал угощение и даровую выпивку, и все это тонким козлетоном, с пришепетываниями и придыханиями.

Сейчас коренастый корчмарь стоял в воротах важно, распрямив плечи, засунув за пояс крепкие кулаки. Как же. Наградили его. Родовое гнездо Хортов на откуп отдали.

Обр знал, как убивают голыми руками. Правда, сам никогда не пробовал, но Маркушка все растолковал очень доходчиво. Это вам не столбцы. Это последыш Хортов запомнил влет, с одного раза. Но дураком он не был, поэтому бросаться на предателя на глазах у толпы смердов не стал. Все-таки сумел удержаться, хотя дышал по-прежнему трудно. Тихонько, не поднимая глаз, побрел рядом с тронувшейся тяжелой подводой, прошел мимо, так близко, что на него пахнуло от Семерика кислым вином пополам с кухонным чадом, почти дошел до ворот и тут не выдержал, оглянулся. И встретился взглядом с корчмарем, смотревшим вслед подводам.

Жуткий вопль «Хорт!» повис над двором, мгновенно заглушив все звуки. Как видно, Семерик боялся куда больше, чем хотел показать. Теперь он вопил, вылупив глаза, как ревун в тумане.

В один миг Обр сообразил – уйти не удастся. Уже весь двор орал «Хорты!», все бежали, теснились к воротам. И тогда он сделал последнее, что мог успеть в этой жизни. Прыгнул на Семерика, мигом преодолев разделявшие их сажени, еще в полете захлестнул на жирной шее обрывок веревки. В умелых руках и веревочка – оружие. Семерик повалился как куль с мукой. Колено Хорта давило ему на грудь, веревка неумолимо затягивалась, тонула в багровеющих складках жира.

Десятки рук вцепились в последыша Свена, отодрали от валявшегося в пыли предателя, Обр, не глядя, врезал кому-то локтем в печень, кому-то сухой мозолистой пяткой по лодыжке, и его отшвырнули вперед, под ноги надвигающейся толпе. Он упал удачно, как кот, на все четыре, задыхаясь, вскочил на ноги. Что сейчас будет и как это будет, он знал совершенно точно. Как-то раз в Белых Камнях у него на глазах забили конокрада. Принимать смерть, как тот несчастный, валяясь в ногах у всех этих возчиков и каменотесов, умоляя о пощаде и завывая от смертного ужаса, он не собирался. Надеялся только, что слишком долго терпеть не придется. Почти у каждого из тех, кто неумолимо надвигался на него, в руках были ломы, колья и лопаты.

Обр взглянул вверх. Тускло блестящий солнечный диск тоже показался ему гладким краем тупой лопаты. Пора было пугаться, но даже на это не осталось времени.

От первого брошенного камня он увернулся. От второго тоже уклонился, легко, но в это время третий врезался как раз в сломанные, едва поджившие ребра. Хорт согнулся от боли, но успел принять на предплечье, пропустить по касательной удар черенком лопаты, направленный прямо в голову. Рука сразу онемела. Кто-то крепко вмазал ему по спине. Обр все-таки упал.