– А мне тут приснился конец мироздания, – поделился Поль. – Чан, в котором перемешиваются еда и дерьмо. И мне говорят – чего же тебе еще? А ведь все у нас так и происходит…

Когда время перевалило за полночь и все немного замерзли, решили поехать к Виноградову. Дон отправился домой, к Ангелине, Миша с Мариной пошли к метро, остальные поместились в двух пойманных машинах.

– Вот увидите, Ветровы снова исчезнут, – пообещал Антон.

– Да пусть исчезают, водка-то у нас, – убедительно звякнул пакетом Руслан.

По дороге Виноградов рассказал водителю о теории развязанности, конце мироздания, а потом продолжил рассуждать о том, что если находишь цену, вещь теряет свой смысл, а он – умирающий лепесток розы поэзии и прочие вещи в том же духе. Водитель в конце поездки прослезился и сказал: «Ребята, я с вас денег не возьму». К тому же ехали недолго, минут двадцать. Они оставили ему одну из неначатых бутылок и вышли.

Руслан жил на Живописной улице недалеко от Москвы-реки и Серебряного бора. Ветров и Анохина, как и предсказывал Антон, не появились. Виноградов, запустив гостей в квартиру, отправился в круглосуточный магазин неподалеку, чтобы купить какой-то закуски – еды в холодильнике не оказалось. Пока Надя, Поль, Антон и Аня согревались на кухне, они услышали снизу, с улицы, отчаянный крик: «Ви-но-гра-дов! Ви-но-гра-дов!»

– Это Ветров, – догадалась Аня, и Надя с Антоном подбежали к окну, которое не хотело открываться. Пока они пытались с ним справиться, внизу раздался голос Виноградова, смех и крики.

Оказалось, Руслан мирно возвращался из магазина по безлюдной улице, когда метрах в шести заметил человека, который поднял голову вверх, словно волк-оборотень, и несколько раз прокричал в темноту его фамилию. Он даже испугался, но решил подойти поинтересоваться, в чем дело, а это оказался Миша.

Дальше вечер, точнее, ночь, потекла как обычно: разговоры, темы которых перепрыгивали со стихов на прозу, потом на судьбу какого-то писателя, потом на смысл жизни – словно белки-летяги, снующие с одной древесной вершины на другую.

Спать легли под утро, не допив граммов сто водки, которая осталась на столе для того, кто встанет первым.

Поднимаясь по лестнице на семинар, Надя столкнулась с Лялиным, выходящим с кафедры литмастерства.

– А вы сегодня вовремя, – произнес он в ответ на ее приветствие. – Рад.

– Ориентируюсь по вашим часам, – не растерялась Надя.

В ответ мастер издал неопределенный звук и пропустил ее в аудиторию.

На свое обсуждение Ильин всю неделю активно приглашал друзей и знакомых – свободных мест не было. Во время выступления Вадим был на удивление немногословен и сразу перешел к чтению стихов. Только это выдавало его волнение. На самом деле, несмотря на внешнюю браваду, Ильин глубоко переживал все свои обсуждения, как и все, чутко прислушиваясь к каждому слову своих однокурсников.

Первым оппонентом выступала Надя. Оппонентами на творческих семинарах назывались студенты, подробно разбирающие, иногда письменно, обсуждаемую поэтическую подборку. Обычно назначались два человека, но могло быть и больше. Надя говорила о емкой силе стихотворений, первозданности образов, настоящих, собственных находках – она действительно любила стихи своего однокурсника. В них, как и в жизни, Вадим часто отказывался соблюдать правила, установленные силлабо-тоникой или законами белого стиха. Словно безумный архитектор, отчаянно соединяющий в своем творении все известные ему стили, поэт смешивал слова, строки, рифмы так, как ему хотелось, и на обсуждениях Ильину доставалось именно за это. Часто Вадим искусно балансировал на грани чуда и пошлости, возможно, именно поэтому ему удавались совершенно невероятные тропы, например, лысеющий троллейбус, нательный горизонт, ухмыляющиеся лица электричек, босоногое поле и другие. Но главное, у него рождались подлинные, живые, искренние строки.