– Щукин, нна, эту хрень, нна, – начал подполковник Захаров, едва сдерживаясь от того, чтоб перейти на отборную брань, – к вечеру, ить, огородить колючей проволокой. Тоже мне, нна, устроили вертеп. Возьмёшь у инженера, нна. И КПП поставь. Разогнать бы всех вас к хренам.

Он плюнул под ноги, а потом перевёл взгляд на метаморфа.

– А это что за шалавёнка, нна, из стриптиз-бара съе… сбежавшая? Мало мне, что ли, одной, на хрен?

Существо неспешно подошло к уазику и провело кончиками пальцев по блестящей фаре, а потом улыбнулось от уха до уха. Оно приблизилось к подполковнику, так, что между ними осталось два шага и, наклонив голову, стало рассматривать его. Я стиснул кулак, по которому с лёгким треском пробежали разряды. Я был готов ударить при любом признаке агрессии, но существо опять улыбнулось и, развернувшись, пошло к мамонту.

– Это? – переспросил я, оглянувшись на тварь орды, вспомнив при этом про слова Дениса о секретности и погасив заготовку боевого заклинания, – Марфа. Дух лесной. Дикая она.

– Сразу видно, что дикая. Что делать с ней будете?

– Воспитывать, – ответил я.

Через большое окно в горницу падал ранний свет, витая яркими пылинками в воздухе. Солнце роняло свои лучи на ровненькие, подогнанные досочки, устилающие пол, на белёные стены, на пахнущую дымом печь и стол.

В углу щёлкал кнопицами по дощечке Андрюша, отчего рисунки на цветастом зеркале-мониторе быстро сменяли друг друга. Он время от времени оборачивался, думая, что хозяин заимки может что-то не видеть в собственном доме, и глядел некую социальную страницу, как сие называлось, где мелькали имена его друзей и матери. Подросток писал им коротенькие записки, а после нетерпеливо ждал ответа.

Бывший стражник Антон сидел в углу большой горницы, положив на колени ноутбук, и остервенело водил пальцем по чувственной плашке с такой злой рожей, словно взаправду мог кого убить. Яробор раз заглядывал узнать, чем он там занимается. Оказывается, он руководил нарисованной самоходной телегой, окованной обильно железом, и пущавшей ядра из длинной пушки в такие же телеги, зовущиеся ласково Таньками, видать, по имени той Татьяны, что придумала сию безделицу. Не по нраву эта забава пришлась Яробору. Нет, не то, что Антон ныне бездельничал, а сама забава с рисованными телегами. То ли дело город новый, огромный, интересный, полный всяких новшеств, к коим ещё привыкать и привыкать.

– Я с вояками общался, – проговорил Антон, не поднимая глаз, – там сетуют, что из-за тебя люди погибли.

– Кто? – негромко переспросил Яробор, вздёрнув бровь.

– Два чародея из новеньких пропали.

– Клевещут. Никого я не убил, – отмахнулся он, недовольно скривившись. – Мало ли чего понапридумывают людишки.

– Ты барьер снял, лазутчики орды проникли. Мы всё-таки на войне.

– А, – отмахнулся Яробор, – пустое. Это не моя война, а людская.

Антон на некоторое время замер, а потом снова стал биться с нарисованным врагом, на что Яробор ухмыльнулся, думая, что никогда никто о нем не переживал, и ему самому не след переживать. Даже из-за смертей. Людской век и так короток, чтоб ему ещё счёт по пальцам вести. Одни умрут, другие народятся.

Лучик солнца чуток сдвинулся и упал Лугоше на лицо. Девчурка, спавшая на широкой, укрытой серой овчиной лавке, поморщилась и поджала ноги. Яробор ласково поправил сбившийся платок и положил ладонь на её голову. Девчурка, одетая в домашнее серенькое платье длиной до коленок, мерно и спокойно задышала.

Четыре сотни лет они вместе. Четыре сотни лет назад выгнали Лугошу на болото её же родичи. Хотели принести в жертву. Лесному божеству принести.