Не успел я додумать мысль, как серый памятник резко ушел влево, навстречу выкатился Лиговский проспект, прямой и строгий, точно учитель мужской гимназии начала прошлого века, а следом за ним – узкая однополосная улочка с низкими домами и арками в полутемные дворы. Слепые окна на первых этажах пересекали уродливые решетки. Толстые жалюзи не пускали взгляд внутрь.
– Прибыли, ребятки, – сказал водитель.
Глава 8
Живое-неживое
Как живописцы смешивают элементы разных художественных стилей, так и Потусторонние совмещают в себе черты различных существ или даже предметов.
В Институте на эту тему ходит замечательный анекдот, что кто-то лет 100 назад, когда, наконец, встал вопрос классификации, так же пошутил про великие картины в музеях. Потому теперь вместо звериных, химерных, эфемерных, полумерных и прочих Потусторонних мы имеем Потусторонних рембрандтского, ренуарского, шишкинского и серовского типов.
Хотя удобнее было бы классифицировать их по местам обитания или, скажем, степени разумности. Те же земельники, которых и другие-то Потусторонние за людей… ну, то есть за сородичей, не считают. Те чаще всего во зятсясамиссобойвкатакомбахилиотдаленныхчастяхметрополитена.
Что ж… По заветам Великорецкого, ожидаем явления Потусторонних имени Шагала, Кандинского и Малевича.
смайл *рука-лицо*.
«Расширенный курс гипотетической истории», 528 стр., изд. «ГИИС print», 2021 г.,карандашные заметки Я. Д. на полях
Часть 1. Марго
И вот я здесь. Среди чудаковатых незнакомцев, бо́льшая часть которых уверена, что город населен не только людьми, но и потусторонней нечистью. И что эти неуловимые создания украли мою сестру. И других детей. Сюрреализм – чудовищный и беспощадный.
Пока такси несло нас вдоль стремительно меняющихся улиц, я пару раз достала телефон и перечитала сообщение от Вольдемара.
Ну и имечко! Наверняка не настоящее, а лишь для отвода глаз. Прикрытие. Как магический полог, из-за которого мы с Васей не должны были разглядеть трех ребят в кафешке. Но разглядели. Хотя даже не старались.
Про Васю не знаю, но я человек, по жизни далекий от всего волшебного. И послушать бы разум теперь, и бежать что есть мочи, бить в тревожные колокола: «Я знаю, кто похитил Василису!»
Только что за упрямый червячок подтачивает изнутри, извивается, притаившись в теплой ямке за желудком? И почему так легко верится словам Лёни и Ярослава, что помощи ждать больше неоткуда?
Ярослав…
Пока он расплачивался с таксистом, я украдкой следила за ним с заднего сидения. Отсюда открывался великолепный вид на его всклокоченную голову, ухо и часть щеки. Обычная щека, обычное ухо – чуть округлое, с розоватым полупрозрачным хрящиком.
Если бы я умела рисовать и надумала изобразить портрет Ярослава Давыдова, то, дойдя до уха, подумала, что парень похож на мышонка – из-за сглаженного кончика. Мышонка, первым бросающегося на кота. Внутренняя взъерошенность и упрямство читались в плотных уголках губ, напряженных скулах и короткой вертикальной морщинке между бровями. А ресницы черные и прямые, стремительные, как пики на чугунной ограде дворца. Жаль, конечно, я не умею рисовать. Мотнув головой, я отогнала непрошеную мысль в сторону.
Мы вышли из машины, оставив несколько озадаченного таксиста гадать, что за необычный спектакль репетировали по пути.
Возле дороги, огороженная решетчатым забором, стояла пятиэтажная школа. Пустая и словно… забытая? Конечно, ведь сейчас каникулы. На детской площадке в стороне резвились несколько детей лет девяти-десяти. Карусель вертелась с натужным ржавым скрипом. Возле нижней ступеньки школьного крыльца лениво потягивалась худая трехцветная кошка. Будем считать, на удачу. Даже если я не знаю, какой именно улыбкой та должна нам улыбнуться.