В Америке существует основная идея – стать некоей землёй обетованной для толп обиженных и угнетённых, которые со всего мира бежали и бегут в Новый Свет для того чтобы построить страну, где будут не подданные доброго царя, а граждане страны, уважающие свой выбор.

Демократия в прямом виде была только в Древней Греции. Но сегодня она может работать только в форме передачи полномочий народа её избранному представителю в общем законодательном органе.

В Америке нет и единого языка, это определяет для себя каждый штат в отдельности. Каждый штат имеет свою конституцию, столицу, флаг, гимн, автомобильные права, правила дорожного движения…

Каждый штат имеет свою местную законодательную ассамблею, которая издаёт законы штата и занимается бюджетом, имеет свой Верховный суд и так далее.

И это всё только в Америке, уверовавшей в свою непогрешимость и оттого, наверно, с такой маниакальной настойчивостью насаждающей своё понимание демократии всему миру, особенно в так называемых третьих странах. И теперь всюду сбои. Почему? Может потому, что политика стала главенствовать над здравым смыслом?

Эти мысли занимали Майкла сейчас… Время ли собирать камни, когда над твоей головой проносится всеразрушающий смерч, а ты выжил. Это, безусловно, стресс, заставляющий подумать о своей жизни и об окружающем мире.

Однако усталость и сон сморили его…


Разумные существа

Забелин дозвонился до некоторых родственников, связь работала исправно, все были в курсе происходящего, но по-разному реагировали на события. Паники ни у кого не было.

Побывав в бомбоубежище, поняли, что бессмысленно в нём прятаться, – прошло порядочно времени и последствия от взрыва на американском континенте уже бы дали о себе знать.

Эти бомбоубежища сохранились с советских времен только в старых многоэтажках. Виктор помнил эти бетонные, полуоборудованные помещения под общими домами. Всюду вентиляционные оцинкованные трубы, о которые невозможно не стукнуться головой, проходя по лабиринтам подвала.

Вряд ли когда-либо включалось вентиляционное оборудование. Оно было не укомплектовано, а то и разворовано жителями, обслуживающим персоналом жэковских сотрудников сразу после сдачи жилого объекта.

Кому-то понадобился электродвигатель вентилятора, кому-то – дефицитная оцинковка… За всем этим хозяйством никто не следил и никто, похоже, ни перед кем не отчитывался.

В некоторых домах, Виктор помнил, были установлены какие-то стеллажи, типа кроватей. Все это ржавело, оставаясь как памятник бесхозяйственности и дань страху времен Карибского кризиса шестидесятых…


Они вернулись в квартиру, Виктор включил телевизор. Симфонический оркестр уже не играл, шёл какой-то старый фильм. Расхаживая по небольшому пространству кухни, как привык это делать на работе в минуты размышлений, он рассуждал об утренних событиях:

«Что происходит? Неужели конец всему или есть на что-то надежда? Привычный уклад жизни, семья, страна, наконец, – всё это может рухнуть в одночасье? Неужели чьи-то амбиции сильнее разума?

Кто-то решает за миллиарды людей, таких же граждан, с правами на жизнь. Силой обстоятельств, власти, наделенные возможностью распоряжаться судьбами соотечественников, целых народов и стран вот так запросто одним нажатием кнопки, могут решить за всех людей – заложников одного или небольшой кучки выживших из ума маразматиков. Как возможно такое?

Голос подала жена:

– Витя, опасность вроде миновала, чего ты мечешься?

– Ты же понимаешь, что мы, по большому счёту, не защищены! В любой момент все может повториться в более страшных масштабах. И эта неизвестность хуже всего…