– С вами так и надо.

– Разве вы и меня презираете?

– Вы – другое дело. Да уж пойте, ваша милость.

Володыевский состроил смешную гримасу и запел фальшивым голосом:

В сих краях живу далеких
Я, несчастлив и уныл…
Ни одной из чернооких
В сих краях не стал я мил…

– Это неправда! – прервала Марыся, покраснев, как вишня.

– Это наша солдатская песенка; мы ее пели на зимних квартирах, чтоб тронуть чье-нибудь доброе сердце.

– Я бы первая сжалилась.

– Спасибо вам, ваць-панна! Если так, то нечего мне продолжать, а лучше передать инструмент в более достойные руки.

Тереза на этот раз не оттолкнула инструмента, так как ее тронула песня Володыевского, в которой на самом деле было более хитрости, нежели правды; она тотчас же ударила по струнам и запела:

Эй, панна, смотри не ходи на свиданье,
Эй, панна, мужчине не верь до венчанья…

Володыевский так развеселился, что хватился за бока и воскликнул:

– Неужели все мужчины изменники? А военные, ваць-панна?

Тереза надула губки и запела с удвоенной энергией:

Эти хуже всех, эти хуже всех.

– Не обращайте на Терезу внимания, она уж всегда такая, – сказала Мария.

– Как же мне не обращать внимания, если панна Тереза оскорбила все воинское сословие, и я не знаю, куда деться от стыда.

– Вы просили, чтобы я пела, а теперь смеетесь надо мной, – ответила Тереза обиженным тоном.

– Я не пения касаюсь, но смысла вашей песни, ибо в ней задета честь всех военных; что же касается вашего голоса, то лучшего я не слышал даже в Варшаве. Вас бы только одеть в панталончики, и вы могли бы с успехом петь в кафедральном костеле Святого Иоанна, где бывают их величества.

– А для чего же ей одевать панталончики? – спросила с любопытством панна Зося.

– Там в хоре женщины не поют, а лишь мужчины и мальчики, одни поют такими грубыми голосами, как ни один бык не зарычит, а другие – так тонко, точно скрипка. Я их не раз слышал, когда мы с незабвенным воеводой русским[7] ездили на коронацию теперешнего нашего короля. Просто дух захватывает. Там музыкантов много, например: Форстер, Капула, Джан Батиста, Элерт, Марк и композитор Мельчевский. Как они запоют все вместе, то кажется, будто слышишь наяву хор серафимов.

– Это верно, клянусь Богом, – воскликнула Марыся, всплеснув руками.

– А короля вы много раз видели? – спросила Зося.

– Я разговаривал с ним так, как вот теперь с вами. После одного удачного сражения он меня обнял. Он так добр и милостив, что, увидев его однажды, нельзя его не полюбить.

– Мы и не видев любим его. А что, он всегда носит на голове корону?

– Нужно бы иметь железную голову, чтобы носить ее постоянно. Корона хранится в костеле, чем усиливается и значение ее, а его королевское величество носит черную шляпу с брильянтами, блеск коих точно озаряет весь замок…

– Говорят, что королевский замок лучше даже кейданского.

– Что кейданский? Его и сравнивать с кейданским нельзя. Это огромное здание, все из камня, дерева нигде и не увидишь. Кругом два ряда покоев, один другого лучше… Стены расписаны масляными красками; на них изображены сцены из различных войн и победы королей, как то: Сигизмунда Третьего и Владислава. Глаз оторвать нельзя: они – точно сама действительность. Удивляешься, что все это не двигается и не говорит. Но этого не может представить даже самый лучший художник. Иные покои сплошь из золота; стулья и скамейки вышиты бисером или покрыты тафтой, столы из мрамора и алебастра… А зеркал, часов, показывающих время и днем, и ночью, – всего и на воловьей шкуре не выписать. Вот король с королевой по этим комнатам ходят и радуются, глядя на свои богатства, а вечером для развлечения идут в театр.