– Николь?

Открыл дверь ванной. Никого.

Марк остановился на пороге их комнаты. К двери кнопкой была прикреплена почтовая открытка с изображением двух переплетенных тел, парящих в воздушном покрывале. Он тотчас же узнал «Вальс», скульптуру Камиллы Клодель[35], которой они восхищались в музее Родена во время своего первого путешествия в Париж.

Музыка Джаретта, страстные объятия Камиллы Клодель. Две мадленки[36], оставленные Николь, уводили его в далекое прошлое.

Но где же его жена?

Озадаченный, он снял почтовую открытку и на обратной стороне увидел несколько слов, написанных в спешке.

Марк, любовь моя.

За меня не беспокойся. Со мной все хорошо, но я не могу сейчас поехать в Лос-Анджелес.

Больше всего на свете мне хотелось бы вновь быть с тобой и нашей маленькой дочкой.

Но это невозможно.

Это путешествие ты должен совершить один.

Прости, но я не могу рассказать тебе все.

Потом ты поймешь.

Что бы ни произошло впоследствии, знай, что я любила и буду любить тебя всегда.

Николь

Я боялась, но пришел он, и мне стало не так страшно…

Эмили Дикинсон

А лифт все поднимался и поднимался. Втиснутые внутрь кабины Марк Хэтэуэй и Фрэнк Маршалл злобно смотрели друг на друга. Не дожидаясь прибытия на место, агент ФБР решился задать вопрос, который не давал ему покоя:

– Вам не кажется странным, что ваша жена не поехала с нами?

Марк молчал, у Фрэнка появилось неприятное впечатление, будто он говорит в пустоту.

– И все же, – вновь заговорил Фрэнк, – ее дочь, которую она считала погибшей, вновь появляется, а…

– Что вы хотите сказать? – раздраженно прервал его Марк.

Фрэнк, казалось, слегка заколебался, но все же сказал:

– Если вы знаете что-либо, что неизвестно нам относительно вашей супруги, если у вас есть подозрения, нужно нам об этом сообщить.

Марк продолжал игнорировать его, демонстративно повернувшись к нему спиной. Он должен пока что забыть это странное послание, оставленное Николь, потому что он не знает, что оно означает.

Сейчас он должен думать только о своей дочери, которую вскоре обретет вновь. Ничто другое не должно отвлекать его, ничто другое не имеет значения.

– И еще, – добавил Фрэнк, – в интересах следствия ФБР не хочет раскрывать факт появления вашей дочери. В прессу мы информацию не дадим и хотим, чтобы журналисты были пока не в курсе.

– Почему?

– У нас свои причины, – ответил уклончиво полицейский.

Марк набросился на него:

– …о которых вы мне, безусловно, не расскажете! Вечно эта ваша мания секретности! Ну, с меня хватит, вы ничего больше не будете навязывать мне!

Обескураженный, Фрэнк нажал на кнопку срочной остановки лифта, заблокировав кабину между этажами, чтобы прояснить ситуацию.

– Пока мы не пришли с вами к полному согласию, Хэтэуэй, я не позволю вам взять Лейлу в Нью-Йорк. Это произойдет только при соблюдении вами некоторых условий.

– Идите к черту. Запустите лифт.

– Я требую, чтобы ваша дочь находилась под постоянным наблюдением психолога ФБР. И как только она заговорит, допрашивать ее будем мы.

Марк не выдержал. В мгновение ока он схватил фэбээровца за ворот пиджака и прижал к зеркалу лифта с такой неожиданной силой, что кабина закачалась.

– Психолог – это я, вам понятно? Моя дочь ни с кем другим общаться не будет. Я специалист по таким случаям – и лучший в своем деле!

Фрэнк не сопротивлялся, только заметил:

– Вы, возможно, когда-то и были лучшим, но в настоящее время вы всего лишь агрессивный и импульсивный человек, два года проживший на улице. И это, по правде сказать, не те качества, которые могли бы успокоить ребенка в состоянии шока. Вы меня понимаете?