— Лады, — соглашается он. — С Соней, которая ничья.

— Блять, Гром, умеешь же ты доебаться.

— Просто я тебя таким никогда не видел, — вдруг говорит он серьезно. — Не хочу, чтобы тебе было больно.

Больно? К сожалению, это слово тоже даже отдаленно не подходит к описанию того, как себя чувствую я. Мне не больно. Этот пиздец — не боль. Это агония. И если я не найду выход — мне путь прямиком в ад. А значит, Громов прав — мне нужен план.

4. Глава 4

Соня

Я чувствую себя разбитой. Не рассеянной, как назвал меня Владимир, пока мы были на объекте, а именно разбитой. Ощущение, что мое и без того перекроенное швами сердце разбилось на куски и невыносимо кровоточит. Больно, аж зубы сводит — так сильно их сжимаю. Сколько времени прошло, а агония все продолжается. Наверное, никогда и не утихнет. Все это такая чушь про «время лечит». Разве что размывает воспоминания. И когда забываешь точные формулировки слов, вспоровших душу, чуть-чуть отпускает. Самую малость.

К обеду я чувствую себя вымотанной морально и физически. Ни разу я так быстро не уставала, особенно от работы. Она всегда мне наоборот в радость, иначе бы я не засиживалась допоздна в офисе. И одним дождливым вечером Владимир не предложил бы меня отвезти. И мы бы не разговорились на будничные темы, и я не почувствовала себя настолько расслабленно, чтобы высказаться по поводу вычурных канделябров, которые хочет запихнуть в проект мой руководитель. И не рассмешила бы Владимира. И он не предложил бы подвезти меня на следующий день снова.

— Отправляйся домой, Соня, — настаивает он, как только мы заходим в здание, где расположен офис его строительной компании, хотя на часах еще нет четырех. Он всегда особенным тоном выделяет мое имя. Мягкие, бархатистые ноты в его сухом на эмоции голосе и деловом тоне всегда напоминали мне что-то. Только сейчас я понимаю, что они напоминали его. — Возьми у Трофименко работу на дом и вызови корпоративное такси.

У меня настолько нет сил, что я даже не возражаю. Просто не могу больше держать перед ним лицо — двадцать минут в дороге уже были для меня слишком, я вот-вот расплачусь. Киваю, опустив мокрые глаза и избегая его взгляда. Слава богу, в лифт за нами заходят еще люди, и Владимир не может позволить себе откровенничать со мной при подчиненных, которые преувеличенно бодро здороваются с ним и боятся лишний раз посмотреть в нашу сторону.

— Соня, — и опять эти флешбеки бьют наотмашь прямиком в грудь. Владимир на нужном этаже без слов просит меня пропустить коллег и задержаться в фойе, осторожно касается тыльной стороны руки. — Еще раз приношу извинения за своего сына. Я надеюсь, что смогу загладить вину за подобный инцидент. Например, в субботу. Попрошу забронировать столик в «Мадриде»?

И еще один укол в сердце. Я рассказывала Владимиру о своей любви к Испании и ее кухне, но не упомянула, что это заслуга не страны, а, как выясняется… его сына.

— Да. Наверное. Я… пойду? — язык заплетается, мысли спутаны, я в полном раздрае.

Не реагирую на сарказм Владислава Юрьевича, того самого Трофименко, который сыплет намеками на мое привилегированное положение. Не отвечаю на простые вопросы о погоде водителю, который не раз возил меня на встречи с Владимиром и клиентами компании. Только на улице перед многоэтажным комплексом, где фирма снимает мне небольшую студию, поймав порыв холодного октябрьского ветра, я застываю в полушаге от ступеней, моргаю и сбрасываю мутную пелену прошлого, которая застилала мне глаза и туманила разум.

Хватит. Я достаточно страдала из-за него и по нему. Хватит.

Поднявшись к себе, я захожу в пустую квартиру, вешаю плащ на крючок и, разувшись, босиком иду на кухню. В холодильнике у меня оказывается так же пусто, как на душе и вокруг. Я всегда готовила себе лишь скромные ужины, потому что на завтрак мне хватало кофе и бутерброда, а во время перерыва обедала или в столовой для сотрудников, меню которой могли бы позавидовать многие местные рестораны, или с Владимиром. Я бы и сейчас просто перекусила творожным сыром со вчерашними гренками, но меня мутит от одного их вида. Так всегда. Мне всегда плохо от нервов. В такое время помогает лишь кислое и сладкое. Недолго думая, я отказываюсь от мысли о доставке и решаю прогуляться, проветрить голову. У меня как раз в семи минутах от дома супермаркет, поэтому я просто собираю волосы в низкий хвост, чтобы не испытывать собственное терпение, когда они спутаются на ветру, и, накинув куртку с капюшоном вместо делового тренча, спускаюсь вниз.