– Ну если ты в порядке, давай без ментов расходиться. На счёт денег я…
– Согласна! – перебила она и, утерев слёзы, принялась вылезать из своей коробчонки. – И денег мне не надо. Просто отвези туда, где можно как следует надраться.
Я обалдел – мало того, что виновата в ДТП была она, и я просто собирался простить ей это, так она ещё и оказалась пьяна. Встретились два одиночества, блин. Может, судьба?
Несмотря на сомнительный вид заведения, народу в нём оказалось битком и сплошняком молодняк. Шумно, душно, негде приткнуться… Но неожиданно драйвово. Просто вырубаешь мозг, и твои внутренние демоны начинают выползать наружу. Реальность мерцает в башке стробоскопами, рассыпается на осколки и меркнет. И всё наконец-то становится неважно. А жизнь – она вот она, в трансе ревущих басов и разгорячённости потных тел. Ещё немного, и на взлёт! Главное – ни на миг не останавливаться! Ещё, ещё, ещё…
И чем ниже твои инстинкты и голоднее демоны, тем слаще свобода, на которую они наконец вырывались.
Мои не жрали целый чёртов год…
Сквозь сон не мог понять, что это так назойливо пилит мозг, потом, поняв, долго искал телефон, параллельно сначала не врубаясь почему сплю в тачке, а потом вспоминая – ва́лом, как снежный ком или даже лавина… Угар дискотеки, бутылка коньяка в руке, из горла, на двоих с этой, на Лифа́не… Как её звали-то?
Белый лист. Даже лица вспомнить не мог. А вот остальное…
Матерясь, зажмурился – сильно, до радужных пятен. Но разве это могло помочь забыть?
Это была какая-то подсобка, в которой мы с этой… незнакомкой едва уместились. На двери не оказалось замка, но опасность быть застигнутыми лишь подхлёстывала, раздирала животным инстинктом, вырубала остатки мозга… Это было похоже на смерть, только наоборот. Словно сорвавшись в бездну, ты в какой-то момент обнаруживаешь, что падение – это на самом деле полёт. И хочется упасть ещё ниже, чтобы воспарить надо всем. Не объяснить словами. И тогда-то было драйвово, но вот сейчас…
– Да. – Голос дал осечку, пришлось прокашляться. – Да!
– Данила Александрович, слава богу! Я вам прям обзвонилась уже…
Оторвал телефон от уха, глянул – домработница. Время – начало восьмого.
– Нина, если вы не можете попасть в дом, то я не на месте, я…
– Да я знаю! Знаю! Я же… Господи, Данила Александрович, беда-то какая…
В голову ударило парализующей паникой, сравнимой только с той, что обрушилась в тот миг, когда понял, почему не могу найти сына на территории промзоны.
– Мариночка…
– Что? – Заорал я. – Что?!
– Она вены порезала…
В реанимацию к ней естественно не пустили.
– Вы бы съездили пока домой, – часа через полтора моего сидения в коридоре, предложила медсестра. – Мы позвоним, когда можно будет.
– Нет, спасибо. Я здесь подожду.
– Ну и зря, – многозначительно хмыкнула она и скрылась в запретной для меня зоне.
И до меня дошло. Добрёл до туалета, обалдел со своего видка.
Умылся, набрал водилу, велел ехать домой за передачкой. Тут же набрал Нину, попросил собрать для меня мыльно-рыльное и чистую одежду. Через час, так и не выходя из больницы, уже почти был похож на человека. А к вечеру, когда меня, наконец, пустили в палату, даже протрезветь успел.
Замер в дверях. Маринка лежала на кровати с приподнятым изголовьем, бледная, руки вдоль тела, запястья забинтованы, глаза закрыты. Словно тень. За одну ночь. Ту самую, когда я, гад…
Кинулся к ней, осторожно просунул руку под её холодную ладонь, переплёлся с ней пальцами. Маринка спала, но как-то страшно, почти не дыша. Я опустился на колени возле кровати, не отпуская руки положил голову на край её подушки. Как когда-то – всегда вместе, всё одно на двоих. Неразделимые.