– Да! То есть, нет. Я не могу… после него… вместе с ним. Это получается какая-то оргия извращенцев или вообще непонятно что. Ты считаешь меня мужчиной лёгкого поведения?

– Не валяй дурака. Это же в медицинских целях. И позволяй себе, пожалуйста, иногда, интим на стороне. Это в наше время вполне нормально. Сейчас с этим вопросом стало проще. Все понимают, потому, что век информации, а воздерживаться  мужчинам вредно.

– Ты так считаешь? Значит то, что между нами происходит – медицинская норма?

– Ну, не совсем так. Я не позволяю себе лёгкое поведение, поэтому честно призналась и ушла, чтобы не смущать тебя изменой или чем-то ещё.

– Извини, Верочка, но мне приходится произносить неприличные вещи: значит, получается, что ты не б****ь, а сестра милосердия?

– Не пытайся меня обидеть. Мне нечем тебе возразить. Со стороны так оно и выглядит, но ведь ты знаешь, что я всегда была исключительно честной. Могу заверить – нисколько не изменилась и люблю тебя по-прежнему. Спрашиваю последний раз – мне раздеваться?

– Пожалуй, да… но ты меня всё равно не убедила. Просто, хочу я тебя намного сильнее, чем презираю. Хотя, о чём я говорю? Какое презрение – обида, негодование, чувство утери чего-то самого важного в жизни. Видишь, до чего ты меня довела: я уже готов разделить тебя с убогим бездельником, укравшим у меня настоящее и будущее.

Верочка, посмотрела на Генку возбуждённо-медовыми, оленьими глазами, наполненными до края желанием и любовью. Супруги без промедления приступили к бурному соитию.

Да, они так и оставались мужем и женой.

Оргазмы следовали один за другим, неистовая энергия, казалось, не тратилась, а прибывала.

Неожиданно, в самый неподходящий момент, Верочка посмотрела на часы и спокойно произнесла, – Извини, Геночка, мне пора. Завтра увидимся.

– И завтра, тоже?

– Я же предупредила, что это одноразовая медицинская услуга. Ты же не думаешь на самом деле, что я б****ь?

Генка заплакал. Горько, навзрыд.

Это стало невыносимым.

Но изменить что-либо он не способен.

Может плюнуть на всё, выпороть глупую непокорную женщину, по-настоящему, солдатским ремнем, до крови, чтобы отбить охоту шляться по чужим мужикам?

Нет, не может он обидеть свою Верочку. Хочется, чтобы она передумала и вернулась сама. Ведь какой чувственный только что у них получился секс, даже лучше, чем прежде.

Вернулась Верочка столь же неожиданно, как и ушла.

– Надеюсь, ты меня примешь? Я возвратилась к тебе и детям, потому, что миссию свою выполнила. Он мне изменил. Я застала этого засранца в нашей с ним постели с другой женщиной, довольно молодой и привлекательной. Выходит, выздоровел, ему больше не нужна поддержка. Теперь я за него спокойна.

Генкиной радости не было предела: Верочка вернулась. Счастье-то, какое.

Началась прежняя размеренная жизнь.

Очень ненадолго.

Через несколько месяцев она вЫходила, вернув с того света, ещё одного неудачника, затем ещё и ещё.

Каждого из них она брала под опеку, оставляя мужа и детей. И всех без исключения “любила”.

Генка выкушал последнюю каплю прозрачной огненной влаги, задумался ещё раз и произнёс, – а пошло оно все! Пора меняться. Завтра, да, прямо завтра, просплюсь, побреюсь и пойду изменять. С первой встречной, если даст. Ха-ха! А куда она денется с подводной лодки. Или я не сокол?

Проспав до обеда, Гена встал, побрился, побрызгался одеколоном, надел свой лучший костюм, впрочем, он у него единственный, и побрёл на охоту.

Первую встречную, в принципе, не очень хотелось. Как назло на глаза попадались дамы или не его возраста, или совсем не в его вкусе.

Неожиданно, на самом-то деле в результате поиска, появилась она, та самая, которую искал: девушка стояла невдалеке от автобусной остановки с потерянным, чрезвычайно грустным и явно расстроенным лицом.