– Я – Наташа, – с широкой улыбкой представилась девушка. – Мне Лена сказала, что Вам нужна помощь.

– Проходите, пожалуйста, – засуетилась Нина Петровна, – позавтракайте с нами. Чайку?

Девушка из вежливости выпила чашку чая. После этого она вместе с Алёной поднялась в квартиру художника Черных. После первичного осмотра стало ясно, что фронт работ огромен. Спальня, превращенная в мастерскую, была полностью заставлена картинами, хаотично стоявшими повсюду – на полу, на кровати, на письменном столе и даже на шифоньере.

– Не дом, а картинная галерея, – удивилась Наташа.

Она присела на корточки перед портретом маленькой девочки в соломенной шляпке с букетиком незабудок.

– Какое чудо, – восхитилась Наташа, – девочка как живая. Взгляд такой … глубокий.

Далее её взор привлекли горные пейзажи, потом – виды Старой Риги.

– И это всё нарисовал Ваш папа? Такое количество?

– Папа последние годы работал очень плодотворно, – вздохнула Алёна. – И он не хотел продавать свои работы. Говорил, что они для него как дети.

– Дети сродни творчеству, – подтвердила Наташа.

Потом она неожиданно перевела разговор.

– А я замуж выхожу, поэтому сейчас не работаю. Вот оформлю документы и уеду в Голландию.

Алёна понимающе кивнула. Лена ей что-то такое говорила на эту тему.

– А за кого?

– За пастора. Он вдовец и у него двое детей.

– Он тебя старше?

– Да, на шестнадцать лет.

–А ты его любишь?

Ясные голубые глаза Наташи затуманились, и она ничего не ответила.

В этот момент пришла энергичная, как всегда, Нина Петровна.

– Я нашла очень приличные коробки из-под сигарет возле нашей помойки. Чистенькие, сухие. В них можно упаковать картины. Пойдемте скорее за ними, пока никто не забрал.

Коробки и впрямь были очень удачные. В них как раз помещалось большинство картин. Решено было наиболее дорогие произведения, написанные маслом, упаковать в коробки и отправить по железной дороге. А остальные работы временно оставить на хранение соседям, до тех пор, пока Алёна опять приедет. А то оставлять в пустой квартире опасно, вдруг картины кто-нибудь украдет.

В последующие два часа Алёна и Наташа, не покладая рук, упаковывали произведения искусства, перекладывая их газетами. Наконец, всё, что вошло в найденные коробки, было добротно упаковано, а коробки перетянуты бечевой, которую Алёна предусмотрительно купила в хозяйственном магазине.

– Ну что, вызываем такси? – спросила Наташа, вытирая от пота лоб.

Алёна, в изнеможении упавшая на диван, молча кивнула.

Кое-как вытащив коробки во двор, они стали ожидать такси. Алёна сломала ноготь, но мужественно молчала и не жаловалась. Приехавший, наконец, пожилой полный таксист, стоял, что называется, руки в брюки, и с интересом наблюдал, как девчонки корячатся, затаскивая тяжёлые коробки в багажник. «Вот сволочь какая, хоть бы помог», – подумала Алёна, косо посмотрев на вредного дядьку.

– У меня уже колени трясутся от напряжения, – пожаловалась Наташа.

Алёна понимающе кивнула, так как у неё болели руки, ноги и вообще все, что можно. «Наташа страдает по своей инициативе, мне-то деваться некуда, а она это делает из любви к людям. Бедная девочка, она до этого дня даже не знала о моем существовании».

Но самое большое испытание ожидало в багажном отделении. Отдел отправки почему-то был на втором этаже, а грузовой лифт, как водится, не работал. Пришлось тащить тяжёлые коробки на себе. После этого Алёна ещё вдоволь набегалась, оформляя разные бумажки. Когда всё было закончено, она даже не поверила своему счастью.

– Ну, наконец, всё отправили, – ангельски улыбнулась Наташа.

Алёна долго благодарила девушку за помощь. «Вот я бы так смогла – прийти к незнакомому доселе человеку и надрываться, целый день помогая отправлять чужие картины. Занятие, между прочем, не из легких», – подумала Алёна. Но Наташа улыбнулась своей неземной светлой улыбкой и ответила, что делать добро для неё – превыше всего.