– Можно открыть глаза, – прозвучал голос ведущего, и началась волнующая подележка.

Парни снова стояли во внутреннем круге, описывая свои ощущения и называя имя той, чье прикосновение им понравилось больше. Настала моя очередь.

– Третья, – выпалил я, не раздумывая ни секунды.

– Покажись доброму молодцу, красавица! – весело воскликнул ведущий.

– Отчего ж не показаться, – ответила девушка мягким голосом, я обернулся и увидел перед собой Мирославу. – Ну что, богатырь, берешь в жены?

– Ты меня сначала накорми, напои и спать уложи, – пошутил я.

– Это я могу, – улыбнулась Мира, и в ее глазах угадывалось обещание очень приятной истории.

Глава третья

Молочный поросенок, румяный и аппетитный, стал главным украшением праздничного стола. Вернее, целой вереницы столов, объединенных в единую пиршественную линию под сенью трех просторных навесов. Мебель, будто сошедшую со страниц старинных хроник, и кухонную утварь сотворили кудесники из самарской столярной мастерской – давние друзья Ждана, в миру Артема Самойлова. Тема и сам был искусник изрядный, ювелирного дела мастер. Обработать самоцвет, вдохнуть жизнь в антикварную вещицу, выгравировать узор на металле или создать диковинное украшение по индивидуальному заказу – все это было ему подвластно. К своим неполным тридцати годам Самойлов стяжал славу толкового умельца и, что немаловажно, обзавелся связями с другими мастерами. В их числе – упомянутые чудо-столяры. Мебель, вышедшая из-под их рук, поражала. Истинно говорят, что на красивой кухне и еда вкуснее. Хотя блюда, приготовленные для нашего пира, смели бы и с газетки на земле.

В самом сердце стола источал пленительные ароматы зажаренный до золотистой корочки поросенок с румяным яблоком во рту. Замаринованную в брусничном соке тушку нафаршировали гречневой кашей со сливочным маслом и лесными грибами, искусно зашили ниткой и томили на вертеле. Поданный на огромном блюде, поросенок царственно дымился на подушке из той же каши, украшенной свежей зеленью. Также кормили нежным кроликом, тушеном в сметане, вяленой и запеченной рыбой – лещом, окунем, судаком, и даже стерлядкой, на которую не поскупились. В изобилии присутствовали овощи и фрукты, золотистые пшеничные лепешки и прочие яства. Запивали все это великолепие хмельной медовухой и терпким вином, а те, кто чурался алкоголя – соками и компотами.

Пир – неотъемлемая часть любого уважающего себя реконструкторского фестиваля. В Древней Руси это была не просто трапеза, а целое событие, ритуал. Князья, бояре, дружинники собирались, чтобы отметить победы в ратных делах, заключение мирных договоров, отпраздновать религиозные праздники. Важную роль играли здравицы и тосты, возносимые в честь богов и предков. Сказители услаждали слух гостей былинами о подвигах славных героев. За пиршественным столом решались вопросы политики, заключались союзы, укреплялись связи между князем и его верными воинами. Это было время демонстрации щедрости правителя и преданности его подданных. Поэтому ни один наш выезд не обходился без такого славного застолья.

– Вздрогнем, братцы! – прорычал Святослав, не выходя из образа, и поднял над головой братину, полную медовухи.

Князь, он же Сергей Боярский, один из отцов-основателей самарского реконструкторского движения, одним махом осушил немалых размеров шарообразный сосуд, щедро оросив напитком свою бороду и расшитую свиту, надетую поверх рубахи. Вот уж точно, по усам текло, да в рот не попало. Хотя в данном случае еще как попало! Смотреть на Серегу, облаченного в пиршественный наряд, было почти физически некомфортно, словно тебя самого укутали в тулуп. В такую жару, по-моему, можно и не следовать историзму столь досконально. Но Боярскому нипочем ни зной, ни мороз, ни влага. Знаю я таких реконструкторов – трушных до мозга костей. Вживаются в образ до последнего, одеваются и говорят на старинный лад, пока не вернутся домой. И только там, в тиши городских квартир, потихоньку возвращаются в лоно цивилизации.