Первой моей мыслью было, что он решил не связываться, знает, кто такой человек, уже слышал когда-то звук перезарядки оружия, может, даже пострадал от такой встречи с людьми, но выжил и теперь остерегается. Сижу, все взвешиваю, колени замерзли на снегу, лезу в рюкзак, достаю что можно и подстилаю себе. Тем временем левый глаз фиксирует, что почти напротив меня в лесу, метрах в тридцати от опушки, закричала и взлетела какая-то крупная птица, либо сойка, либо галка, и, крича во все горло, перелетела на дерево чуть левее. Слышу хруст ветки, разворачиваю ствол. И вправду умный зверь, заходит с тыла, если он бросится с кустов позади меня, то до меня ему три прыжка, даже прицелиться не успею. Надо перелезать на другую сторону лежащих стволов, чтобы хоть карабин на весу не держать. Перелезаю, ложусь, ствол навожу на мысок леса у реки и вожу чуть правее, туда и обратно.
Подстилка осталась с другой стороны. Начинаю подмерзать, еще и нервы дают о себе знать. Время не засек, но примерно минут десять прошло, как я перелез на другую сторону бревен. Опять взлетает та же птица за моей спиной и орет – предупреждает… Холодный пот по всему телу, медведь возвращается, а я прямо перед ним, спиной к нему, карабин в другую сторону направлен. Бери и жри тепленького. Снова лезу на другую сторону, навожу на дерево, но при этом все время оборачиваюсь на кусты сзади. Птица не взлетает, сидит в чаще напротив и истошно кричит.
Хитрый медведь тоже взвешивает, как лучше напасть. Он меня из чащи хорошо чует, а может, даже и видит. На помощь прилетела еще одна птица, тоже орет, как первая. Мне полегче ориентироваться в передвижениях зверя. Гризли тоже это понимает. Внезапно почти напротив дерева с приманкой сбрасывает снег одна осинка, затем сразу другая, и со звуком ломающихся веток на открытое место выскакивает зверюга. Стрелять опять нельзя, хотя я и занимаю правильную позицию, но медведь выскочил так, что оказался прикрыт стволом лиственницы, и приближается, скрываясь за ним. Вот и думай теперь, есть у них разум или только рефлексы. Если с такой же скоростью выскочит из-за дерева, то я успею выстрелить всего один раз, потом перезарядить, и дальше, походу, уже ничего не успею. Так и происходит. Медведь на полном ходу выскакивает из-за дерева. До меня прыжок, от силы два. Вижу его наклоненную голову с налитыми кровью маленькими злыми глазами. Целюсь прямо в лоб, задним числом вспоминая какой-то рассказ, где говорилось о подобной ситуации, что пробить лоб медведя даже в упор почти невозможно. Поближе, еще поближе, тогда, может, удастся попасть в глаз. Все время целюсь. Как-то наискосок проносится мысль: «А вдруг осечка?» Гоню ее, целюсь, но глаз гризли скачет вместе с ним. Ну все, надо стрелять, будь что будет. Шансы мои почти нулевые, палец начинает давить на спусковой крючок. Вот-вот грянет… И в этот момент – о чудо! – у медведя срабатывает рефлекс. Запах еды! Совсем рядом с ним, с правой стороны, лежит свежая рыба. Гризли не может удержаться, поворачивает сначала голову, а затем и сам делает шаг вправо. Видит поблескивающую на солнце чешую рыбы, делает еще шаг к ней, вытягивает морду в сторону мяса, видно, и его почуял, и тем самым шикарно подставляет мне свой левый бок.
Кабанов я на охоте стрелял – как целиться, чтобы попасть в сердце, знаю. Палец плавно дожимает крючок, приклад несильно бьет в плечо. Вижу отраженную чешуей рыбы вспышку от выстрела. Медведь оседает, но в следующий миг, громко рыча, встает на задние лапы и бросается ко мне. Я давно уже перезарядил карабин после первого выстрела и всаживаю ему еще одну пулю в сердце. Еще раз перезаряжаю. Медведь уже в шаге от меня, вижу его оскаленную пасть и стреляю прямо в нее. Позади гризли все пространство окрашивается в буро-красный цвет от разлетающихся брызг крови, серого вещества мозга, кусков шкуры и еще чего-то… Медведь закидывает голову далеко назад, из пасти у него вываливаются на всю длину окровавленный язык и кусок челюсти с премолярным зубом и огромным клыком. Гризли по-прежнему стоит передо мной и не издает ни звука, мертвая тишина, только стучит перезаряжаемый мной затвор, потом хруст снега, зверь оседает на задние лапы и еще через секунду заваливается вслед за откинутой головой на спину. Пара судорог, и он затихает. Радует, что он упал навзничь, ведь я прямо перед ним, и, упади он вперед, у меня было бы мало шансов отскочить, а в нем не меньше четырехсот килограммов. Еще дурацкая мысль, что мяса у меня теперь невпроворот. Гоню ее, в свое время читал об опасностях употребления мяса медведя.