С другой стороны, абсолютная четкость и последовательность изложенного и увиденного, точное соответствие их всем событиям, обстоятельствам в их хронологическом порядке – все подсказывало мне, что я здоров; просто сами эти события настолько экстраординарны, что и осознаны они могут быть исключительно нерациональными психофизическими способами. Но сомнения в реальности произошедшего продолжали смущать меня. И, как молния, готовое решение: все легко проверить. Способ установить истину в данном сомнении мгновенно созрел и выплеснулся вопросом:

– Сэм, можно я попрошу тебя об одолжении? Все будет совершенно просто, только сначала согласись на два условия. Первое – ты никому ничего не расскажешь о нашем разговоре. Второе – ты ничему не станешь удивляться, какой бы странной моя просьба ни показалась тебе.

Парень приблизил свое лицо к моему и тревожно спросил:

– У тебя точно все в порядке. Я выполню все, о чем ты просишь, но меня настораживает твой тон.

– Меня самого настораживает, и не только собственный тон, вообще все. Ну так что? – наши взгляды встретились, я увидел беспокойство, которое нарастало в нем. Он действительно боялся за меня, ему виделось, что я «ухожу», а они с девочками «прощаются» со мной.

– Не волнуйся, я совершенно здоров и не помышляю расставаться с вами. Речь о другом, – я положил руку ему на плечо, и он кивнул, согласившись:

– Обещаю все выполнить как просишь.

– Тогда прямо сейчас подумай конкретно о чем-то, что я знать не могу. О чем угодно, но, повторяю, чтоб я и догадаться не мог, – Сэм вышел на середину рубки, встал перед штурвалом и застыл, придумывая…

Я сразу начал ровным голосом говорить:

– Сначала ты перебирал варианты: твой дом, отец. Он, кстати, совершенно седой и почему-то в пижаме, мама входит с полотенцем в руках, зовет вас завтракать. Ты в постели… На этом ты оборвал эти воспоминания, решив, что это совершенно просто и банально. Сразу после этого ты вспомнил случай на пирсе, когда на велосипеде слишком круто заложил вираж и, скользнув на боку по асфальту, свалился в море. Тут ты остановился, сочтя и это неподходящим, впрочем, я знаю дальнейшее: тебя вытащил из воды прохожий в кожаной куртке и порвал ее при этом, вытаскивая тебя, вцепившегося мертвой хваткой в велосипед, из воды. Все потом еще смеялись, мол, велик тебе дороже жизни, а через два дня отец вернулся с работы с новой кожанкой, мать испекла пирог, и вы все вместе отправились к тому прохожему. Кстати, ты забыл его имя, да и сейчас не помнишь. А я знаю, его зовут Николай. Вы пили чай у него в квартире, и тебе очень понравился его глобус. Ты крутил его и рассказывал о месте, куда попадал твой палец. На третий раз глобус остановился, и ты с трудом прочел:

– Остров Сахалин, ничего о таком острове не знаю.

А он сказал, что там родился. Вы стали дружить семьями, но вскоре он погиб в катастрофе в Боливии, его жена уехала на опознание тела и больше не вернулась.

Потом ты переключился на рацию, решил посоветоваться со мной, что надо бы хоть изредка прослушивать эфир. Тут ты отвлекся, забыл обо мне и стал перебирать технические варианты, которые могли бы быть опасны в процессе этого. В конце ты счел прослушивание безопасным и хотел прервать неясный и ненужный, как казалось тебе еще пару секунд назад, сеанс, чтоб поговорить о рации, – я остановился. Всем своим видом Сэм выражал величайшую растерянность и удивление.

– Заканчиваю. Остальное только «ух ты», «во дает» и еще похлеще. А откуда ты, интересно, знаешь русский мат? – Сэм замахал руками, выговорить слова не получалось. Я обнял его: