Как это устройство выглядит на малых катерах, я знал. Простой рычаг, обычно расположенный у борта лодки рядом со штурвалом. А как здесь, я понятия не имел! Разгадка оказалась в щитке рядом с надписью на английском языке «трансмиссия». Он светился желтым неброским индикатором рядом с рычагом, похожим на рубильник.
– Вот то, что ищу, – произнес я вслух и опустил рубильник. Зашипев, как змея, сработало реле в распределительном ящике неподалеку. Толстая муфта позади двигателя напряглась, в ней что-то пару раз щелкнуло, повернулось, и, как мне показалось, двигатель слегла осел, освободившись от нагрузки.
– Электропривод, выходит, тоже цел, – отметил я вслух. Стоящий впереди движка радиатор, весь в железных вентиляционных рукавах, с навешенным рядом расширительным баком, наполненным красным антифризом, уверил меня, что охлаждение ведется не забортной морской водой, а значит, можно запускать.
Я поднял «старший» тумблер вверх, но ничего не произошло, даже ни одной лампочки не загорелось. Продумано отлично: пока капитан сам не включит своим ключом зажигание в рубке, матрос завести двигатель не сможет. Я поднялся наверх, вставил ключ, все огоньки и приборы на панели ожили. Прихватив документы погибшего, опять спускаюсь в моторный отсек, смело подхожу к двигателю и, как заправский моторист, нажимаю на кнопку стартера. Слегка накренившись от вращения, двигатель мгновенно, как и полагается дизелю, завелся, наполнив помещение ровным рокотом. Пускай поработает с полчаса, протопит помещение получше, а главное, добавит мне спокойствия и уверенности, гулом своей работы напоминая человеческий мир, звуки которого уже подзабылись. Баки, как я заметил на приборах, полностью заполнены. Наверху сразу запустился электромотор вытяжки и повернулись шторки жалюзи, открывая путь воздуху. По застывшим следам крови и черным полоскам, оставленным подошвами моих унт, я сразу опознал место моего укрытия от медведя. На секунду все напряжение того момента вернулось, но не захватило. После увиденного в регистраторе все произошедшее со мной ранее кажется абсолютной мелочью.
Предстояло еще несколько неотложных дел, первое из которых – сделать надпись на надгробии и установить его на могиле капитана. Из скрученного куска оцинкованной жести я вырезал небольшой прямоугольник, кисточкой и краской, копируя с документов по одной букве, вывел имя «Мигель Мартин» и годы жизни погибшего. Из досок сделал крест, скрепив его шурупами, и установил на могиле, произнеся молитву «За упокой» в своей интерпретации, как мог. После этой грустной процедуры я пошел к катеру, размышляя о том, что уже второй встреченный мною после катастрофы человек оказался мертвым. А что, если предположение о возникшем конфликте между РФ и США верное? Страшно представить, какой может быть реакция американцев на меня. Поверят ли они моей правде или сразу пустят в расход, как шпиона? Ветерок в очередной раз обдал меня порывом, наполненным запахом озона. Целый день, что ли, у них здесь такое? У себя в России, я помню, грозы весьма редко порождают ощутимый озон в воздухе, а здесь, видно, по-другому все.
Почти спустившись в кубрик, внезапно почувствовал совершенно неведомое мне до этого ощущение напряженности. Это чувство так давно не посещало меня, что я не мог разобраться, что именно происходит, а главное, не знал, как реагировать. Может, все-таки кто-то остался жив и ему нужна помощь? Надо возобновить поиски и еще раз обежать все пляжи побережья. Прислушавшись к себе, постарался понять возникшее чувство, почему-то казалось, что кто-то зовет на помощь. Не опуская рук, прочесывая все более далекие места на побережье, я и не заметил, как ветер поменялся, принеся с собой непогоду с северо-запада. Волны выросли вдвое, небо покрылось плотными облаками, пошел мелкий колючий снег. Необходимо было вернуться. Если разыграется шторм, неизвестно, как поведет себя катер, не смоет ли его обратно в пучину. Надо приготовиться к эвакуации, ведь гребной винт на судне совершенно неисправен, и оставаться с ним в море во время шторма подобно смерти.