– По долгу службы обязан провести дознание: и впрямь вы являетесь владельцем сего имения или же бумаги эти, – исправник ткнул в папку, – с мертвого тела настоящего хозяина забраны, чтоб имущество присвоить!

– Ото так! – чуть не подпрыгнул у него за спиной радостный Юхим.

– По долгу службы, исправник, никакого дознания вам проводить не положено. На основании статей с двести пятидесятой по двести пятьдесят третью уставов уголовного суда ваша задача – поставить в известность судебного следователя или иное облеченное полномочиями лицо и обеспечить охрану места убийства. Надеюсь, не забыли? Полномочное лицо, считайте, известили… и если выгоните наконец своих людей во двор и дадите мне переодеться, поедем уж на место убийства. Вы там ничего не трогали? И перестаньте разевать рот, как сом! – рявкнул отец, глядя как исправник все больше наливается дурной кровью. – Там в папке предписание от Министерства внутренних дел и мой паспорт.

Отец убрал пистолет от пленника и, не обращая больше внимания ни на набившуюся в залу толпу, ни на стражника, с облегченным вздохом уронившего шашку на пол, принялся рыться в своих вещах.

Исправник бросил на него очередной настороженный взгляд и наконец потянулся к папке. Зашуршали страницы… и не только выражение лица, но даже вся постановка фигуры его неуловимо изменилась: властно расправленные плечи согнулись, злая готовность сменилась растерянностью и даже страхом.

– Так это… выходит… Меркулов Аркадий Валерьянович. – Он глянул в паспорт, потом на отца. – Телосложение среднее… Волосом рус, бороду бреет… Из особых примет – шрам от резаной раны на левой ладони. – Исправник потрясенно уставился на отцовскую ладонь. – Ваше высокоблагородие… нынче всей губернской полиции начальник? – упавшим голосом закончил он и встал по стойке смирно.

– Высокоблагородие… – Урядник заполошно глядел то на Митю, то на отца, воображая, что новое начальство с ним сделает за взятого на прицел сынка.

В зале воцарилась тишина, прерванная пронзительным воплем Юхима:

– Вы шо, ваш-блаародь, ему верите?

– Заткнись, Юхим! – рявкнули оба полицейских, и два кулака с размаху врезались сторожу в челюсть.

– Блуп! – только и сказал тот, отлетая к стене.

Бабах! – выпавшая из рук бывшего лакея дубинка стукнулась об пол.

– А давайте я вам сюрточок-то почищу, пане! – заголосил тот. – И сынку вашему! Вы не сумлевайтесь, я умею! При старых господах в младших лакеях… могу и рекомендации представить. А вы пошли, пошли вон! Не видите, их высокоблагородия не принимают. – Он деловито замахал руками на стражников, точно на забредших в палисадник кур.

– Остап Степанычу це не сподобается! – прижимая ладонь к разбитому носу, мрачно пробурчал сторож.

Под неловкие поклоны пятящихся к дверям стражников Митя направился к саквояжу и принялся разыскивать в нем чистую рубашку. Руки слегка подрагивали.

– Прости… – неловко пробормотал отец. – Нельзя было сдаваться.

Митя замер. Если отец скажет, что был уверен: сдайся он, и урядник выстрелит всенепременно, – Митя это примет. Не поверит, конечно: уряднику нужна была покорность, а не смерть… Но примет.

– Пойми… – выдавил отец. – Нужно, чтоб здешние порядочные обыватели меня уважали… а непорядочные – боялись. Но какой страх может быть, если по губернии разнесется, что нового полицейского начальника сельский урядник повязал?

– Не беспокойтесь, батюшка, – возвращаясь к тону, которого придерживался всю дорогу, с холодной вежливостью кивнул Митя. – Я ваш покорный сын, располагайте мною всецело ради вашей карьеры.

– Опять? – взревел отец. Оглянулся, почувствовав устремленные на него со всех сторон любопытные взгляды, и понизил голос: – Пойми уже наконец, я не собираюсь жертвовать важным для всей империи делом ради твоих… никчемных светских мечтаний!