Слюнявый язык Пипыча снова усиленно заработал:
– У «инвалида» самогон жлобский и на карбидной дури. В желудочной кишке в метан превращается. Дешево и сердито. Фирменное клеймо – Алес-капут. Я пробовал. Что дальше?
Зрачки вопросительно выползли из башки.
Андрей, как господин купюры, отверг заманчивое предложение.
– «Шлёп-нога» закваску вчера поставил. Можно к нему наведаться за товаром. Правда, я ему персидский ковер с молью провалил. Так он мне эту бодягу с клопами врулил, по-честному, а?
Пипыч усердно перемывал кости самогонных гангстеров местного разлива. И перешёл к досье производителей соседнего квартала, где он брал кредиты. И чудный самогон испарялся, исчезая, как джин от пьяницы Алладина, готового обменять волшебную лампу на мутную бутыль ослиной мочи, настоянной на верблюжьей колючке.
Дела пахли керосином, а вовсе не самогоном. И рыжий родственник ухватил его лечебной тростью по шейным позвонкам.
– А что, казёнку купить не проще? – поинтересовался Андрей.
– Так «сухой закон» в стране, – в две головы произнесло сине-рыжемордое существо Пипыча и Алёкси.
– Водка с двух часов и по лимиту.
– Всего-то проблем? – Андрей изъял смятую денежную бумажку.
– Следуйте на инструктаж, – скомандовал он домовым братьям.
– Выпуливайся, – буркнул дядя Алёкся приёмному родственнику.
Улица пылила лёгкой жизнью. А безжизненная тишина магазинной лавки обволакивала безалкогольным ужасом. Продавщицы сонными глазами обвешивали мух.
Андрей запустил зрение в душу белого халата. Пипыч безнадежно покачивался за спиной, как испорченная стрелка весов. Дядя Алёкся презрительно мусолил ступеньку босым носком ботинка, с напряженным равнодушием, как перед дерзким ограблением.
Сияющая витрина щедро вывалила колбасные формы бараньими органами. С высоты полок красовалась, в собственном зеркальном отражении, водочная батарея.
Стеклянная полка водочных бутылок дразнила воображение горемык-алкоголиков, как голодных лисиц крупные гроздья винограда. Утомленные солнечные блики скатывались по полированным бокам. Между тем, Андрей попросил любезную женщину взвесить и нарезать закуски.
– Колбасы нарежьте, девушка. Побольше и помельче, зубы плохие.
Отчекрыжив, весомый шмат, она старательно раздробила его ножом, с холодной любезностью запаковывая в хрустящий пергаментный сверток. Андрей повернулся к запойным братьям, начиная демонстрировать иллюзион. Красная шайба дяди Алёкси вспотела от напряжения. Эфирное тело Пипыча затаилось в рубашке.
– А теперь, водочки! – выдал Андрей, обращаясь вежливо к продавщице.
Воздушное эхо разлилось по залу. Деловой зад развернули торговые работники. Будто услышали непристойность, которой можно посмаковать. Девушка с бабьим животом, ответственная за выдачу колбасных форм, выдала ехидную вежливость, заранее приготовленную для несчастных выпивох:
– Спиртные напитки отпускаются в строго положенный час.
Проглотив язык, Пипыч потерял интерес к жизни. Протухшая морда дяди Алёкси потухла.
– И на том спасибо. Тогда мне этой вкусной еды и не надо, – спокойно прореагировал Андрей. И пальцы бойко прокатились по витрине, любезно возвращая порезанную закуску.
Колбасную голову предстояло реставрировать по методу Герасимова. Умная продавщица уже сообразила это. И бутылка столичной опустилась на прилавок.
– Повезло, – промычал дядя Алёкся, отхлебнув на ходу жидкого счастья.
– Ага, – Пипыч, как верная муха мохнатого паука, делал заход на посадку.
– Чудная водка.
– Лучше бы повезло в чём-то другом.
Предприимчивость – одна из тактических эволюционных ступенек расторопной обезьяны. Сообразительность – вторая ступенька, нужно первому выхватить кокос. Житейская мудрость – стратегия выживания, всё захапать, показав собрату фигой красную задницу.