Я со скучающим видом разглядываю ее лицо с крупной родинкой возле верхней губы, когда наши взгляды вдруг встречаются, и на меня снова падает пелена. Как тогда днем. Я словно вижу себя чужими глазами. И внутри все странно щекочет, чувствую, как напрягаются соски, когда слышу, как Самира вновь говорит что-то про Алека. Но это явно не мое тело щекочет и горит. Когда я моргаю, все проходит, я снова вижу перед собой Самиру и, сюрприз, соски-то стоят у нее. С моими все в порядке.

Девчонки смеются над очередной ее шуткой. Я отвожу взгляд, меня пробивает дрожь, сердце вдруг начинает странно пульсировать. Кто-то трясет меня за плечо, я поворачиваюсь – это Лу:

– Ты чего? – шепчет она мне.

– А? – я протираю глаза и смотрю на нее.

– Ты какая-то бледная, с тобой все ок? – на лбу у нее снова появляется беспокойная морщинка. – Может, таблетка плохая была?

Я отрицательно мотаю головой.

– Пойдем в комнату? – спрашивает она.

– Да, – я неуверенно встаю, Лу берет меня за руку, и мы медленно поднимаемся к себе.

В комнате я ложусь на кровать, достаю из тумбочки голосового и сжимаю его в ладони. Его мне подарили родители еще до отъезда в инкубатор. Они сказали, что я могу отправлять через него им любые сообщения, если захочу. Родители не следят за мной по ведущимся постоянно записям картинки перед глазами, хотя так делает большинство предков. Они настояли на самом высоком уровне шифрования, когда отдавали меня сюда. Им хотелось, чтобы моя жизнь оставалась моей и ни в коем случае не стала общественным достоянием. А Гарри, мой голосовой, это тонкая связь с ними – если захочу, смогу отправить что-то им лично, без посредников в лице надзирателей. После интеграции такая роскошь будет недоступной. Воспитатели просматривают все логи виртуальностей воспитанников. Не знаю, где они находят столько времени, но пока никто так и не смог сломать систему. Хотя судя по рассказам Тилли, многие мальчишки пытались вскрыть сеть для беспрепятственного доступа к порнухе. Иногда мне кажется, что сексом все интересуются только потому, что он под запретом до определенного возраста. Под запретом здесь, в инкубаторе. На воле, говорят, можно практически все, поэтому никто уже не помешан на этой теме. Поэтому сокращается население. Людей год от года все меньше, потому что во взрослом мире секс вообще мало кому интересен, а уж продолжение рода и подавно. Думаю, как только снимут запрет с выращивания детей в пробирках, люди вообще перестанут размножаться естественным путем.

Кошмар, как же хочется на волю, как я устала от этих дураков…

– Ты там плачешь, что ли? – Лу плюхается на мою кровать.

– Просто устала, – я отворачиваюсь к стенке.

– Не трогать тебя, да? – она заботливо гладит мою пятку.

– Я посплю, – буркаю я в подушку.

– Окей, – Лу вдруг исчезает. Я лишь через долю секунды понимаю, что она переместилась, и резко сажусь.

– Что, – она сидит на своей кровати и хихикает, – напугалась?

– Круто ты, – улыбаюсь я.

Она подмигивает мне и погружается в виртуальность. Ее взгляд снова рассредотачивается и тускнеет.

– Лу! – громко зову ее я. Она игнорирует, видимо, подключила ушные сенсоры.

Я снова растягиваюсь на кровати и прикрепляю стикер голосового помощника за ухо. Он мгновенно активируется и говорит:

– Привет, Лиза! Давно не виделись! Как я рад снова с тобой поболтать!

– Привет, Гарри, – я расплываюсь в улыбке.

– Принять визуальную форму? – спрашивает он.

Гарри может собираться в любую голограмму, чтобы проще было общаться. Я иногда задаю параметры собаки, которая в молодости была у моей бабушки Мари. Она показывала мне голограммы, а потом вообще загрузила слепок в систему. По-моему, порода называлась фокстерьер. Это было давно, когда еще можно было заводить биологических домашних питомцев. Гарри не всегда собака, иногда я задаю форму плюшевой игрушки или даже кого-то из своих родителей, но это совсем редко. Когда я смогу подключаться к виртуальности, он сможет обойтись без этого и его тело станет дополненной реальностью, видеть его буду только я. Но пока моего пса видят все. И подшучивают надо мной. Поэтому я редко включаю его в режиме голограммы. Да и вообще почти не пользуюсь. Он довольно бестолковый, но иногда, когда я скучаю по воле, от разговоров с ним мне становится легче.