– Да пошел ты! – фыркнул Пин.

Командир взвода лейтенант Дао привязал Секиру к сухому дереву и, понурившись, направился к пещере. Когда-то, еще до вторжения японцев, его семье принадлежало двадцать му земли в Восточной Маньчжурии, и он, один из немногих во взводе, мог похвастаться европейской винтовкой с продольно-скользящим затвором. Когда-то Пин, тщательно изучив механизм винтовки лейтенанта, попытался изготовить такую же. Безуспешно.

Стоило Дао войти, как все повскакали с мест в ожидания известий о раненых товарищах.

– В общем, так… – буркнул Дао, стянув с головы коричневую фуражку. Звезда на ней потускнела и местами покрылась ржавчиной. – Есть новости хорошие, а есть и плохие. Товарищ Эньлин в порядке, его ребра заживают, а вот Хай-у придется ампутировать ногу. Его как раз сейчас оперируют.

Хай-у был мастером чан-цюань[2], владел стилями богомола и ястреба, точнее, так он, по крайней мере, говорил. Пин считал его своим главным соперником в борьбе за сердце Юн. Хай-у таскал с собой меч, унаследованный от дяди, принимавшего активнейшее участие в Боксерском восстании. Утром Хай-у вставал до рассвета и тренировался, делая сальто и нанося удары ногами. Пин за все это время едва перемолвился с Хай-у парой фраз вроде: «Вот, держи ружье», «Осторожней, слева!», но при этом считал сослуживца хвастуном и шутом. Какой сейчас толк от меча, когда у всех есть огнестрельное оружие? Боксеры были идиотами, верившими в небывальщину, отчего и потерпели неудачу. Пин бы не удивился, узнай он, что Хай-у получил ранение, проткнув ногу собственным мечом, спасаясь бегством от врага.

– Печально, – покачал головой Ло. – Хай-у с первого дня обещал обучить меня своим приемам. Славный он малый. Бескорыстный и широкой души.

Пину показалось, что на лице друга промелькнула ухмылка. Давеча он сказал Ло, что, по его мнению, у Хай-у больше всего шансов расположить к себе Юн, однако тот, помянув невысокий рост Хай-у и его маньчжурский говор, который мало кто во взводе понимал, высмеял мастера кун-фу столь же безжалостно, как и Пина.

Пин покосился на Юн, сидевшую в задней части пещеры, пытаясь определить, не горюет ли она о случившемся. Девушка отвела волосы с лица и впилась зубами в наполовину очищенный клубень батата. По ее подбородку потек сок. Стоило Пину заключить, что Хай-у ничего для нее не значит, как девушка заговорила:

– Дурной он, хоть и смельчак. – Юн придирчиво осмотрела батат. – Поклялся, что сделает свое тело тверже стали, если будет уделять достаточно времени дыхательной гимнастике. – Стены пещеры сотряслись от хохота. Пин не сомневался, что все подумали о той же части тела, что и он сам. – В любом случае человек он не бесталанный. Пожалуй, был бы куда лучшим бойцом, родись он на сто лет раньше. Лично я рада, что он потерял лишь ногу, а не жизнь.

Лейтенант Дао присел на покрытый мхом скальный выступ.

– Его переведут. Политбюро назначит его в финансовый отдел или в свечную мануфактуру. О нем позаботятся. Завтра утром можете навестить его в полевом госпитале и попрощаться.

Пин почувствовал прилив сил. Фортуна дает ему шанс, в котором он так нуждался. Теперь, когда судьба убрала с его дороги соперника, он мог относительно беспрепятственно попытать счастья с Юн. И у него имелся идеальный повод сблизиться: ее ружье. Пин скажет, что оно в куда худшем состоянии, чем ему показалось во время беглого осмотра, и изъявит готовность сделать новое, гораздо лучше, но ему потребуется помощь девушки. Он предложит несколько вариантов ремня. Кроме того, ему придется снять мерку с ее рук. Юн увидит, как он работает, и проникнется к нему уважением. С уважением придет и дружба, а с дружбой и до любви недалеко.