– Что еще он говорил обо мне?

– Я сейчас и не вспомню. Рассказывал, что, когда вы жили в Гуанчжоу, у тебя ни разу не было настоящей женщины… и ты предпочитал ходить по публичным домам.

Пин промокнул рану спиртом, и Юн сдавленно зашипела.

– А Ло не уточнил, что именно он и начал меня водить по таким местам?

Она кивнула:

– Он сказал, что в шутку предложил тебе сходить в публичный дом, а ты воспринял его слова всерьез.

Оружейник покачал головой, разматывая бинт.

– Врет он, сволочь, – процедил Пин. – Он вообще ни черта обо мне не знает.

– Нельзя так говорить о товарище, и уж тем более о друге. – Тон девушки изменился. Былая легкость исчезла без следа, теперь она говорила сухо и строго, будто отчитывая его.

Пин не знал, как продолжить разговор. Он мог попробовать сменить тему и попросить подробнее рассказать о разбившемся летательном аппарате, а мог, наоборот, попытаться поговорить с Юн начистоту и выложить о Ло всю подноготную. Умом Пин понимал, что правильней выбрать первый вариант, но оружейник так разозлился, что потерял голову.

– Он не заслуживает такую, как ты, – выпалил оружейник. Юн тут же отдернула ногу, и Пин сразу понял, что совершил ошибку.

– В каком смысле? – спросила она.

– Ни в каком. Неважно.

Юн принялась разминать ногу, то сгибая, то вновь выпрямляя ее.

– Ладно, если предпочитаешь молчать, я сама все скажу. Я знаю, каково тебе. Вероятно, не на все сто, но в целом представляю. Я не дура, кое-что понимаю. Ты мне нравишься. – Услышав это, Пин вскинул голову. – В любых других обстоятельствах я была бы рада, если бы кто-то вроде тебя так ко мне относился. Я ценю тебя как друга. Но мне больше подходит Ло. Я уже достаточно давно это поняла.

Пин хранил молчание. Ему захотелось кинуться сломя голову в лесную чащу, чтобы побыть наедине с самим собой, но он взял себя в руки, вспомнив, что плел про него Ло.

– Что в нем такого? – спросил оружейник. – Я знаю его дольше твоего. Не будет тебе с ним счастья. Он подлый, думает только о себе и постоянно врет.

– Все так, – кивнула Юн. – Но при этом он еще умен, силен и в состоянии позаботиться о себе. Когда я с ним, мне не нужно за него переживать, чего никак не скажешь о других мужчинах. Благодаря этому я могу сосредоточить все свое внимание на деле революции.

Пин отдал остаток бинта Юн, подошел к дереву и прислонился к нему, откинув голову:

– Я поставил себя в дурацкое положение. Надеюсь, я не смутил тебя своими словами.

Юн встала и подошла к оружейнику. Она двигалась проворно, словно рана вдруг перестала ее беспокоить.

– Не говори глупости, – углом рта улабнулась она, после чего вернулась к своему месту и свернулась на земле калачиком. Через несколько минут девушка уже мерно посапывала.

Пин все глядел на нее. Изо рта девушки побежала струйка слюны. Оружейник понял, что больше не в силах тут находиться. Быстрым шагом он направился к спящему Шаоху. У знаменосца наверняка осталась еще бутылка самогона. Пин легонько пнул бойца ногой. Шаоху резко сел и схватил знамя, выставив его перед собой как пику.

– В чем дело? Тревога? На нас напали?

– Нет, – мотнул головой Пин. – Мне просто выпить надо. Я знаю, у тебя есть.

Шаоху зевнул, зарылся в спальник и откуда-то из его глубин вытащил бутылку.

– Держи, – сказал он. – Попадешься – не настучи на меня.

Из-за того, что теперь весь корпус укрывался в лесу, Пину никак не удавалось отыскать укромное местечко где-нибудь под деревом или в кустах, и потому в итоге он отправился в конюшню, представлявшую собой обычный загон на поляне, обнесенный проволочным забором. Там паслись не только лошади, но и мулы с коровами, которые потягивали из ведер колодезную воду.