Я снова сел прямо, и как раз вовремя для того, чтобы заметить белку, перескочившую с моей ноги на нижнюю ветку. Улыбаясь, я смотрел на юркое существо, которое трещало что-то на своем языке. Белка бросилась бежать вверх по стволу, потом вниз, снова вверх, размахивая своим хвостом, словно меховым флажком; все это время она грызла сосновую шишку размером с собственную голову. Внезапно белка замерла на месте, как будто только что заметила меня. Несколько секунд она рассматривала меня, затем пискнула что-то и перепрыгнула на находившуюся рядом ветвь соседнего дерева. Оттуда она перебралась на ствол, побежала вниз и скрылась из виду. Я подумал: а вдруг я показался белке таким же забавным, как она – мне?
Восторженное чувство, снова охватившее меня, побуждало меня лезть дальше. Поднялся ветер, и аромат, исходивший от сосен, усилился. Запах смолы от покачивавшихся вокруг ветвей окутал меня, и мне почудилось, будто я погружаюсь в реку благовоний.
Снова я заметил того сокола – он по-прежнему кружил над лесом. Я, конечно, не мог быть в этом уверен, но почему-то подозревал, что сокол видит меня. Зачем-то наблюдает за мной.
Первый раскат грома раздался, когда я забрался на самую высокую ветку из тех, что в состоянии были выдержать мой вес. За ним последовал еще более громкий шум – шум тысяч деревьев, сгибавшихся под порывами ветра. Я окинул взглядом зеленое море; ветви колыхались, отчего казалось, будто по лесному балдахину идут волны. Я обнаружил, что могу различать в лесном хоре отдельные голоса деревьев: глубокий вздох дуба, пронзительный скрип ветвей боярышника, шелест сосны и шорох листьев ясеня. Щелкали иголки, хлопали на ветру листья. Стонали стволы, ветер посвистывал в дуплах. Все эти голоса и многие другие объединялись в один величественный хор, поющий на языке, походившем на мой собственный.
Ветер задул еще сильнее, и мое дерево начало раскачиваться. Оно склонялось то в одну, то в другую сторону, почти как тело человека, сначала едва заметно, затем все сильнее и сильнее. Скоро я уже испугался, что сосна рухнет, и я упаду с огромной высоты, но затем уверенность вернулась ко мне. Меня поражало то, что дерево одновременно может быть таким гибким и устойчивым, и я крепко держался за сук, пока оно склонялось и шелестело ветвями, которые трещали, сгибались, описывали круги в воздухе. С каждым порывом ветра, раскачивавшим сосну, во мне росло чувство, будто я больше не принадлежу земле, что я сам – часть этого ветра.
Начался дождь, и шелест его сливался с плеском речных волн и шумом деревьев. С ветвей струилась вода, отчего они походили на зеленые водопадики. Крошечные речушки бежали по стволам, извиваясь среди поросших мхом лугов и долин, прорезанных в старой коре. Я по-прежнему летел вперед, меня нес ветер. Никогда еще я не промокал под дождем так сильно. Никогда еще я не чувствовал себя таким свободным.
Когда гроза, наконец, немного утихла, мне показалось, что весь мир родился заново. Солнечные лучи танцевали на омытой дождем листве. Над полянами поднимались завитки и столбы пара. Цвета леса стали ярче, запахи – сильнее. И я впервые в жизни осознал, что Земля постоянно возрождается, что жизнь все время обновляется. Возможно, сегодня был обычный майский день, но одновременно это было утро первого дня Творения.
Глава 4
Куча лохмотьев
Вечерний свет золотил кроны деревьев, тени становились длиннее, и я почувствовал какую-то боль в животе. Боль быстро усиливалась. Я был голоден. Голоден, как волк.
В последний раз окинув взглядом безбрежные зеленые просторы, я увидел, как золотистая сеть медленно движется через холмы. Тогда я начал спускаться со своего «насеста». Наконец, добравшись до нижней ветки, все еще влажной после дождя, я обхватил ее руками и соскользнул вниз. Мгновение я висел над землей, раскачиваясь, как дерево на ветру. Неожиданно я осознал, что боль между лопатками не беспокоила меня с того момента, когда я начал взбираться на сосну. Я отпустил ветку и упал на ложе из хвои.