Ещё подумать надо будет, как ей объяснить так, чтобы не получить от неё, не отходя от кассы. То есть, как нас учили на уроках, надо правильно сформулировать мысль. А пока – топать на экзамен. Пока я размышляю, кстати, мы как раз и топаем на наш последний экзамен.
С одной стороны, моё предложение слишком смелое. Так обычно не делается. С другой, ничто не мешает ей меня послать эротическим путём. Если она вдруг хочет поскорее оказаться дома, например. Я же не знаю её ситуацию, поэтому моё дело – предложить. Главное, чтобы она не подумала, что мне что-то должна. Вот как сформулировать так, чтобы Светка себе не надумала именно этот случай?
Экзамен заключается в том, что мы общаемся именно на этом языке, который – вариация немецкого, швице дюч называется. Тем, у кого сертификат чего-нибудь общепризнанного, – им легче, а тому, у кого на это не было денег, придётся сейчас поражать экзаменатора свободой общения. Придётся – значит, буду, мне на этом языке ещё учиться предстоит, если ничего в жизни не изменится. А с чего бы меняться чему-либо в моей жизни?
Этот день начинался кошмарно. Просто ужасно, на мой взгляд, отчего было ещё обиднее. Я поднялась в солнечном, радостном настроении. Ночью мне опять приснился Витька, он вёл меня за руку среди каких-то каменных нагромождений, рассказывая о горах. Каждую ночь он мне что-то обязательно рассказывал и даже не пытался приставать. Разве мягкие, какие-то очень ласковые объятия одной рукой могут считаться приставанием?
Наверное, я просто схожу с ума от одиночества и страха. Эти перевели мне довольно много денег на счёт, указав приличные гостиницы в Цюрихе, ведь я хотела поступать именно там. Видимо, этот шаг был разрешением не возвращаться, что добавило мне хорошего настроения. Но вот, идя на завтрак, я услышала голос Уве – парня из нашего уже бывшего класса.
– Фишер будет моей, – произнёс знакомый голос, заставив меня остановиться.
– И как это ты раскрутишь нашу фифу? – поинтересовался другой голос, в котором легко было узнать Маттиаса. Парень учился в параллельном классе и считался ловеласом.
– Да куда она на пароходе денется? – насмешливо спросил Уве. – Да она, наверное, сама хочет, надо просто быть более настойчивым.
– Смотри, как бы её папаша тебя потом не достал, – хмыкнул его собеседник. – Говорят, у него денег много.
– Она в приёмной семье живёт… – голос одноклассника звучал насмешливо, отдаляясь.
Я почувствовала слабость в похолодевших ногах. Пришлось прижаться к стене, чтобы просто не упасть. Уве узнал самую большую мою тайну, но как будто этого было мало – он собирался меня во время поездки… Сделать то, что страшно. Я знаю, что не смогу сопротивляться, – просто от ужаса, а на корабле действительно могут и не услышать.
Единственным вариантом было отказаться от поездки, забиться куда-нибудь в гостиницу и сидеть тихо-тихо. Но вот именно этого делать было нельзя, потому что характеристика составляется в том числе и по результатам этой поездки. Решив подумать над вариантами попозже, я отправилась на завтрак.
Сегодня мне совсем не хотелось пирожных, поэтому я выбрала привычные колбаски, хлеб и апельсиновый сок. Ну и кофе, конечно. Много молока в кофе, и не думать об услышанном. У меня есть ещё пара дней. Интересно, что потребует от меня Виктор? Почему-то не верится, что у него в голове крутится что-то страшное или стыдное, хотя он же парень, а всем парням нужно то же, что и Уве. Хотя, если выбирать…
Зачем я себя обманываю? Я не смогла бы выбрать – лучше шагнуть из окна. Потому что страшно очень, но в наших корпусах предусмотрены такие попытки. Ещё в самом начале нам показали на манекене, что будет с тем, кто выпадет из окна: автоматические сетки-уловители, провал с водой, появляющийся на месте газона, ну и некоторые хитрости на самих окнах. Поэтому я знаю, что гарантированно выживу, а вот потом – потом будет психиатр, к которому я попаду дрожащей тенью себя самой. Потому что до психиатра будет процедурная. И не пожалуешься никому, потому что просто не поверят.